Рост есть медленный процесс, а не судорожный взрыв. Так же невозможно победить грех судорогою раскаяния, как познать целую науку мгновенным порывом мысли. Действительное средство внутреннего совершенствования — только в постоянном, терпеливом усилии, руководимом мудрым рассуждением.
Уильям Чаннинг
— Скалозубик! Скалозубик! — кричала Бригитта, напутствуя уходящего гнома. — Возвращайся скорее мой милый!
Помахав рукой на прощание, Скалозуб свернул за угол, направляясь в поместье Кременькана. Ему следовало лично вручить свадебное приглашение чудаковатому гному. Об этом просила Бригитта, а значит, откладывать дело было нельзя.
Однако не успел Скалозуб сделать и пары шагов, как застыл, поражённый чудовищным зрелищем. Не веря своим глазам, он сморгнул, раз, другой, третий. Не помогло.
На протяжении всей длины улицы, через равные промежутки, болтались на столбах-светочах повешенные гномы. Светлокамни в навершии столбов были вынуты и вставлены во рты висельников.
Скалозуб развернулся, желая убежать обратно в поместье, но куда бы он ни смотрел, везде его ожидала одна и та же картина. Молодые гномы и старые, женщины и детишки, оборванцы и знать — казалось, все жители Оплота были развешены словно жуткие фонари, дабы освещать пустую дорогу. Не зная, куда деваться от безумного зрелища, Скалозуб помчался вперёд, стараясь не глядеть по сторонам.
Раскачивающиеся тела, мимо которых он пробегал, поворачивались вслед за ним.
«Не смотреть! Только не смотри по сторонам! — словно молитву твердил себе Скалозуб. — Праотец милостивый, прошу, помоги!»
— Кайся-кайся, грешник! — один из повешенных гномов выплюнул светлокамень и хриплым голосом рассмеялся.
Споткнувшись от неожиданности, Скалозуб с большим трудом сумел устоять на ногах. Невольно остановившись, он оглянулся на заговорившего мертвеца и с ужасом распознал в том Пастыря.
— А ты думал, все будут жить вечно? Ха-ха-ха, наивный императришка говённого корытца! «Проявленный явит себя через смерть всего сущего. Мною сотворённого, Мною и уничтоженного, и Мною же вновь воссозданного! Ибо нет ничего окромя Меня от века веков! Всё лишь иллюзия! Из ничего созданное в ничто в итоге и превратится!» — продекламировал пророк отрывок из последнего труда Мерхилека «О проявленной и непроявленной сущности», описывающего гибель вселенной и начало очередного цикла.
— Д-д-дедушка?… — тихо вымолвил шокированный гном. — Что произошло? Почему все мертвы?!
— Ха-ха-ха! Мертвы! Можно подумать, большинство когда-либо жило! Ха-ха! Скоты, ведущие скотское же существование! Наделённые сверхразумом животные! Созданные по Его подобию — ведём себя словно дикие звери! Жрём, гадим, трахаемся, убиваем друг друга! И ради чего?! Чтобы урвать побольше никчёмных низменных удовольствий!
Пророк схаркнул комок гнили, кишащий трупными личинками.
— Мерзость — вот кем мы стали. В кого превратились, не сумев обуздать нашу жадность. Брать, брать, брать! А что не можешь взять — отнять у ближнего!
«Созданные дабы творить разрушают! Рождённые созидать в пример остальным расам — разоряют сами себя! Краснеет высокомерный эльф, отворачивается человек, и самому распоследнему орку стыдно за род гномов про́клятый!»
— Дедушка, хватит! Прекрати! — Скалозуб зажал уши и побежал прочь от пророка.
Покойники, мимо которых он проносился, один за другим выплёвывали кляпы-светлокамни и орали похабщину. Стараясь не вдумываться в услышанное и затыкая пальцами уши, Скалозуб мчался всё дальше и дальше вперёд по бесконечной улице.
Внезапно дорога с рядами повешенных на обочине гномов разошлась в две противоположные стороны. На распутье, меж двух столбов, привязанный по разведённым в стороны рукам и ногам, висел его старый учитель.
Упавшая на грудь голова безжизненно свисала тяжёлым грузом. Рваные лохмотья открывали взгляду сморщенную старческую кожу. Вокруг туго стянутых верёвкой лодыжек и запястий виднелась почерневшая плоть, а тёмная синева конечностей свидетельствовала о том, что гном распят уже очень давно.
— Хиггинс… — несмотря на все мёртвые тела, только что пронёсшиеся перед его взором, вид любимого старика угнетал своей безнадёгой. — Кто мог сотворить такое с тобой?...
В ответ на вопрос, голова распятого медленно поднялась. Распухшее лицо вперилось в Скалозуба. Во рту распятого не было кляпа, но в провалах на месте вырванных глаз ярко сияли два огромных сапфира.
— А, Скалик, это ты, — голос Хиггинса был обыденным, просто немного уставшим. С тем же выражением пожилой гном мог бы констатировать самое заурядное происшествие. — Давненько никто не навещал старика.
— Учитель! — из глаз Скалозуба ручьём текли слёзы. — Что происходит?! Почему все мертвы?! И как при этом все разговаривают?! Я умер и попал в ад?
Хиггинс непонимающе огляделся. Сапфиры в глазницах словно пылающие факелы вспарывали ярким свечением окружающий полумрак.
— Ад? Скалик, что за вздор ты несёшь! Нет ада, кроме того, что мы создаём сами. Праотец добр и милостив, разве может Он создать такое?! Зачем Ему это? Наказывать грешников? Абсурд! Безумцы, отвергающие Праотца, сами мучают себя день за днём, не понимая сути. Они страдают, как бы ни пытались скрывать сие от окружающих. Либо напрямую: от невзгод, болезней и совести, либо через своих детей, внуков и правнуков. Неизбежен закон воздаяния и всё возвращается обратно содеявшему! И благо, и горе. Мы сами кузнецы своих судеб, мой юный ученик. Сами проявляем ту или иную грань Всеобъемлющего.
— Тогда, что же я сделал такое? За что мне такое наказание?! — голос Скалозуба сорвался на визг. — Разве убивал я?! Обманывал? Воровал?
— А разве нет? — Хиггинс как будто нахмурился, отчего его лицо сделалось ещё более страшным. — Разве не ты обманывал бедняков, продавая втридорога испорченный товар, в коем они так нуждались? Не ты обворовывал слуг, платя им гроши? Не убивал ли рабочих непосильным трудом, пусть сия смерть была отсроченной, не мгновенной?
Ты творил зло, придумывая себе несчётное множество оправданий. И ты такой не один, мы все поступаем вопреки заветам Праотца. Такова наша корыстная сущность. Максимальную выгоду всегда извлекает тот, кто нарушает правила в то время, когда остальные их соблюдают. Но если правила нарушают решительно все, то и всеобщий проигрыш неизбежен! В этом причина краха нашей расы. Поэтому вместо возрождения мы стремительно движемся к гибели.
Слёзы катились по бороде... — да, в этом странном месте у него вновь была прежняя борода, — катились по бороде Безбородого. Правда всегда бьёт больнее любых оскорблений, ибо от неё у разума нет защиты.
— Я не хотел… не хотел быть таким. Я просто желал, желал…
— Быть счастливым. Я знаю, Скалик, знаю. Все жаждут счастья. Но никто не хочет по-настоящему строить его. Сие долго и трудно, а отнять у другого — проще простого, особенно если у тебя для этого есть сила и власть.
Скалозуб плюхнулся на колени:
— Прости меня! Прости меня, добрый учитель!!! Прости…
— Прости! — выкрикнул Скалозуб, не понимая, что происходит.
Кто-то с силой тряс его, запутавшегося в простынях, за плечо.
— Праотец простит! Хорош уже орать как умалишённый! Ну и ночка, Проявленный тебя побери! — пророк отпустил пришедшего наконец в себя Скалозуба. Старик выглядел уставшим и невыспавшимся. — Сначала одни вопили свои похабные песни, так стоило уснуть, другой разорался! Вон, смотри, как распереживался Чоппи.
Только сейчас Скалозуб заметил собакоморду, жалобно поскуливающую у изголовья кровати.
— Тихо-тихо, дружочек, просто кошмар приснился, — ему таки удалось распутать простыни и сесть на кровать.
Чоппи умолк, когда Скалозуб погладил его по голове, и принялся лизать гному руку.
— Хороший пёсик, хороший. Только не ссы на меня больше, лады?
— Похоже, у тебя и правда появился друг, пусть и четвероногий, — улыбнулся Пастырь. — Пойдём, разбудим наших алкашей. Нечего полдня отсыпаться!
Впрочем, почти все вчерашние дебоширы проснулись и сами. Хиггинс сидел в полудрёме на лавочке во дворе, расслабленно откинувшись на спинку скамейки. Бойл и Кларк поочерёдно расставались с содержимым желудков, стоя на четвереньках у большого деревянного ведра. Гмара и Жмона вовсю хлопотали на кухне, разогревая печь для приготовления завтрака. Один лишь Фомлин крепко спал в своей комнате, лежа на боку с голым пузом и храпя, как стадо проголодавшихся кротосвинок.
Пастырь звучно похлопал ладошкой по открытому брюху спящего:
— Давай вставай, грёбаный шашлык!!!
Хозяин дома, недовольно бурча, заворочался, но пророк не отставал:
— Харэ дрыхнуть! Вставай, кому говорю! Да чтоб тебя!
Дедушка принялся похлопывать Фомлина по щекам и растирать тому уши. Бурчание превратилось в нечто отдалённо напоминающее мычание, но гном по-прежнему не хотел просыпаться.
— Уф, тяжёлый случай. Безбородый, принеси-ка ведёрко с водой, да желательно похолоднее. Мы будем исцелять павшего воина! — Пастырь в предвкушении потёр руки. — Хах, давненько мне не приходилось выхаживать тяжелораненых.
Подобрав первое попавшееся под руку ведро, Скалозуб отпер засов и вышел из дома, намереваясь наполнить ёмкость водой из колодца, примеченного им вчера по пути. Однако не успел он сделать и пары десятков шагов, как из-за угла соседней улочки вышел Дорки вместе со здоровеннейшим мужиком. На две головы выше самого высокого гнома, гигант с широченными плечами нёс в руках столь знакомое Скалозубу корыто. Его прежний «трон».
Испугавшись, Скалозуб попятился было назад, но Дорки усмиряюще поднял вверх руки:
— Приветствую, мой безбородый товарищ, не нужно бояться, — усмехнувшись, гном изобразил нечто вроде поклона. — Мы всего лишь желали выразить своё почтение вашему императорскому величию. Любезнейше прошу принять в дар сей трон, облагороженный какашками высокорожденного!
Здоровяк швырнул корытце Скалозубу под ноги. Глядя на его мускулы, было нетрудно догадаться, что с тем же успехом корыто могло прилететь «императору» в голову. На грохот из дома выбежал Чоппи, отчаянно лая на незваных гостей.
— Смотри, пёсичек! — словно ребёнок обрадовался гном-переросток. — Дорки, ты только глянь! Какой хороший, ути-мимими!
Глава местной банды с нескрываемой злобой бросил взгляд на своего компаньона. Когда он вновь обратил своё внимание к Скалозубу, то больше уже не кривлялся:
— Не думай, что ты теперь в безопасности, Безбородый. Твоё вчерашнее спасение лишь отсрочка неизбежной кары, — Дорки сплюнул в направлении освобождённого гнома. Плевок не долетел до того лишь самую малость. — Твои избавители — спятившие старики, а так называемый староста, приютивший тебя, двуличная мразь! Рано или поздно народ отвернётся от них и тогда никакое «чудо свыше» тебя уже не спасёт.
Чувствуя угрозу в голосе незнакомца, Чоппи теперь не просто лаял, а злобно рычал, встав перед Скалозубом и изготовившись к прыжку. Сделай чужаки хоть ещё один шаг по направлению к обоссанному, но знакомому гному, собакоморда бы бросилась в бой.
— И ты пришёл сюда только ради этого, Дорки? Запугивать едва не погибшего приговорённого? Право, не стоило себя утруждать, да ещё и тащить через пол-Квартала пропахшее моим говном и сакой корыто! Но спасибо, думаю, оно может пригодиться в хозяйстве.
Дорки крепко сжал кулаки. Вероятно, не стой между ним и Скалозубом Чоппи, без драки, увечий, а то, чего и похуже, не обошлось.
— Не выпендривайся, безбородый урод. Поверь, всё только начинается. Ты встал не на ту сторону, понял?! Связался не с теми, кто может тебя защитить! Вот для чего я пришёл. Предупредить, чтобы ты не возомнил, будто всё может сойти тебе с рук! Сиди тихо, ясно?! — слюна так и брызгала изо рта орущего на всю улицу гнома. — Надеюсь, теперь, ты ухватил мою мысль, выродок?! Или ты не только безбородый, но ещё и безмозглый?! — Дорки глубоко вдохнул, успокаиваясь. — Будь паинькой, и может, тебе всё-таки удастся сохранить свою шкуру.
Уйти с победоносным видом у главаря банды не вышло. Впечатление подпортил сидевший на корточках великан, что по-прежнему улюлюкал с рычащим Чоппи.
— Пошли Норин. Хватит умиляться сраной псиной, дебил! Пошли, кому говорю!!!
Здоровенный гном печально вздохнул и поднялся. Сурово посмотрев на Скалозуба, гигант нехотя зашагал прочь, следом за своим предводителем.
Вернувшись обратно с пустым ведром, он обнаружил Фомлина уже пробудившимся, хотя пока и с трудом стоящего на ногах.
— Што случилось?! Почему Чоппи так разлаялся, а? Мой проказник, иди к папочке! Хороший пёс…
Пока хозяин и собакоморда выражали друг другу взаимную мегалюбовь, Пастырь отвёл Скалозуба в сторонку:
— Тебе что, жить надоело? Какого хрена ты попёрся на улицу в одиночку?! Думаешь, весь народ празднует и радуется твоему освобождению?
— Но ты же сам сказал принести…
— Сказал, сказал, — передразнил его старичок. — Голова тебе на что, блин, дана? Во дворе есть прекрасный ручеёк, стал бы Фомлин бегать за водой через пол-Квартала, дабы полить свои грядки?! — пророк выглядел и вправду очень рассерженным. — Чтоб и носу из дома один не высовывал! Я не для того вчера из шкуры вон лез перед толпой, выручая тебя, чтобы какой-нибудь недоумок на следующий же день размозжил корытом твою тупую башку! Усвоил урок?
— Да понял я, понял! Я что похож на самоубийцу? — недоверчивый взгляд старца подсказывал, что похож. Скалозуб тяжко вздохнул. — Ноги моей не будет на улице лишний раз, обещаю. И, Чоппи, спасибо тебе.
Четвероногий защитник радостно повилял хвостиком, показывая, что был рад услужить. Поддерживая шатающегося Фомлина под руки, троица вышла во внутренний двор.
— Праотец милостивый, клянусь, больше никогда не буду так нажираться… — хозяин дома присоединился к поклонению Бойлом и Кларком деревянному ведру. В данных обстоятельствах Скалозуб был рад царившей во дворике темноте, зрелище трёх блюющих гномов могло вызывать тошноту и у непившего накануне.
Усевшись на лавочку по бокам от дремавшего Хиггинса, пророк и его подопечный завели неспешную беседу.
— Однако наш полуспящий друг полностью оправдывает своё прозвище, — заметил Пастырь.
— Мфпрррф, — убедительно подтвердил Хиггинс.
— Я помню, учитель частенько так спал на уроках в Школе ремёсел, — с улыбкой мысленно вернулся в былые времена Скалозуб. — Будучи подростком, всегда считал, что бедный гном просто не высыпается и никак не мог взять в толк, почему его так ругают все окружающие. Эх, как же хорошо было быть молодым и наивным…
— «Темнота незнания уютна, истина же ранит и ломает душу неподготовленному!»
— Знаю, знаю, цитата из Мерхилекского «Всеобъемлющего», — вздохнул Скалозуб. — Просто хочется иногда расслабиться и забыться, пусть совсем ненадолго. Все эти трудности, неразрешённые проблемы, конфликты постоянно накапливаются и давят тяжёлым грузом. Неужели ты сам никогда не сталкивался с задачей, которую не можешь решить, Дедушка?
Пастырь всем своим видом излучал безмятежность. Казалось, даже глубокие морщины на лице старика были лишь отголоском прожитых лет, но никак не трагедий или невзгод.
— Не «не можешь» решить, а не знаешь, как это сделать. Праотец задач не по силам не даёт! — наставительно поднял палец пророк. — Любую проблему всегда можно решить сотней различных способов. Беда в нашем разуме. Мы бьёмся головой об закрытую дверь, когда рядом проломлена стена! Главная сложность заключается в абстрагировании от конкретного препятствия, я понятно объясняюсь или стоит использовать термины попроще?
— Понятно. Отрешиться, взглянуть на ситуацию со стороны, да-да…
— Так вот, вместо того, чтобы обдумать проблему под разными углами и пробовать различные решения, мы практически всегда действуем по одной и той же схеме. Иногда эта схема работает — потому мы ведь к ней и привязались, постоянно используем. Но очень часто наша модель поведения требует существенной корректировки в силу тех или иных обстоятельств. Тут-то и возникает загвоздка.
Новый алгоритм поведения пугает, выводит из зоны привычного, знакомого, душевно комфортного, пусть часто и не самого эффективного. Потому разум услужливо подсовывает нам оправдания, дабы ничего в своих действиях принципиальным образом не менять. Мы топчемся на месте, ходим кругами. И часто проблема сама собой со временем отпадает, а мы радуемся, что сняли камень с шеи, что наша рабочая модель в итоге всё же дала положительный результат!
Но ведь мы не стали умнее, гибче, не научились ничему новому. Всё, что нам теперь остаётся, это всеми правдами и неправдами избегать подобного рода ситуаций в будущем, так как мы по-прежнему понятия не имеем, как те разрешать. Поистине замкнутый круг! А ведь есть много проблем, которые сами собой не решатся, пройди хоть тысяча лет!
Убегая от сложностей, вместо того, чтобы учиться на ошибках и становиться мудрее, мы чувствуем себя всё более и более угнетёнными, опустошёнными. Самоуважение испаряется. Сил и воли становится с каждым разом всё меньше. Хочется снять душевное напряжение. Расслабиться, либо «сорваться», как говорят некоторые.
Примитивное сознание находит примитивные же решения. Напиться до уссачки! Нажраться мухоморов до блевотины! Можно наорать на жену, близких или слуг, если те под рукой. Выместить злобу на тех, кто не может дать сдачи.
Всё это признаки слабости, следствия немощности гнома перед внешними обстоятельствами.
Вот так и доходят до ручки. Одно влечёт за собой другое. Маленькие неприятности превращаются в неразрешимый клубок противоречий, если в самом начале мы выбрали неправильный путь.
Пророк перевёл дух:
— Опять я чересчур распалился. Тоже, кстати, своего рода проблема. В общем, мой безбородый ученик, дабы не доводить ситуацию до беды, следует ответственно подойти к обдумыванию любого, пусть даже самого незначительного, вопроса. Ибо решая небольшими шагами посильные нам задачи, мы со временем легко и незаметно преодолеваем, казалось бы, немыслимые препятствия!
Уф, резюмирую кратко ещё раз: любая проблема становится со временем разрешима, если знать, с чего начать, ежели разбить большую задачу на маленькие и работать над ними ежедневно, не откладывая в долгий ящик «на завтра».
Вероятно, здесь должна была последовать многозначительная пауза, осознание великой истины и так далее, но наследник влиятельного Дома мудрость явно не оценил:
— Всё это, конечно, замечательно и очень правильно, — со скептицизмом прокомментировал изливания старика Скалозуб, — вот только на практике почему-то раз за разом мы, как ты выражаешься, бьёмся головой о закрытую дверь. Будучи не в состоянии взглянуть на проблему шире и понять, с чего начать и как разбить её на маленькие выполнимые подзадачи.
Скептицизм Скалозуба пророк со снисходительным видом парировал, не задумавшись даже на пару секунд:
— Не думай, что я собираюсь читать тебе занудные абстрактные лекции про то, как следует жить и что порядочный гном должен делать. Перевоспитывать одного-единственного взрослого мужика, какая от этого польза?! Считаешь, я хочу потешить сим своё самолюбие? Право, Безбородый, я лучше лишний раз Мерхилека перечитаю!
Слушай внимательно. Давным-давно, задолго до Рокового дня, философы придумали невероятно простой, но действенный способ отстраниться от «неразрешимой» проблемы. Его рабочее название, «третий глаз», человеческие маги в дальнейшем переиначили на свой лад, придав тому своими практиками мистическое значение. Изначально же техника не имела ничего общего с оккультизмом и требовала от гнома лишь минимального воображения.
Всё, что было нужно практикующему — это начать в каждой ситуации представлять себя со стороны. Будто есть некий третий наблюдатель, совершенно непредвзятый, лишённый каких бы то ни было чувств и эмоций, оценивающий любое событие с точки зрения множества возможных причин и следствий. Рассматривая ситуацию под всеми углами, практику было легче найти оптимальное решение, так как выбор вариантов поведения представлялся гораздо шире, не будучи закрыт шторой сиюминутных эмоций.
Мерхилек придумал, как усовершенствовать технику, представляя не абы какого стороннего наблюдателя, а самого Праотца, незримо присутствующего во всём сущем. Всеобъемлющий ведь потому так и зовётся, что охватывает Собою всё возможное во вселенной. Это позволяет ещё больше абстрагироваться от желаний и потребностей нашего эгоистического сознания. Взглянуть на ситуацию поистине широким взглядом!
Единственная сложность техники заключается в её невероятнейшей простоте. Мы легко отмахиваемся от того, что считаем и так понятным и очевидным, предпочитая ломать голову над всяким вздором. Ленясь делать невидимые, но такие полезные умственные упражнения.
Пользуйся же тем знанием, что только что приобрёл, Безбородый, ибо нам с тобою предстоит решить проблему поистине глобального масштаба! В условиях крайне ограниченных ресурсов и времени.
И снова вся эпичность момента пошла собакоморде под хвост:
— Как ты замонал гудеть над ухом, Дед, — пробурчал Хиггинс, лениво приоткрывший глаза. — Я этому остолопу сто раз говорил то же самое! Всё равно он каждый раз забывает и не использует на практике технику, а начинает ныть, какой он весь бедный и пренесчастный!
Скалозуб принялся яростно защищаться, так как все «объяснения» Хиггинса всегда сводились к одной-единственной фразе: «взгляни на проблему со стороны» — и уж точно даже близко не стояли с развёрнутым, хоть и невероятно нудным ответом пророка.
Во внутреннем дворике стало резко светлеть. Обратив взор на источник сияния, Скалозуб от удивления раскрыл рот, настолько бредовым казалось происходящее.
Всё ещё пошатываясь, но с чрезвычайно целеустремлённым лицом, Фомлин яростно сдёргивал плотные покрывала со сталактитов-светляков и больших светлокамней, коими была усыпана вся пещера.
— Какого хрена меня не разбудили раньше?! — возмущённо орал владелец сада. — Проклятье, уже давно было пора начать имитировать день!
Хиггинс плавным движением прикрыл рот Скалозубу.
— А ты думал, всё так просто? Это тебе не семейную бухгалтерию вести, — старый выпивоха, похоже, окончательно проснулся. — Фомлин знает толк в садоводстве.
— Но зачем? К чему такие заморочки с покрывалами, светом и тьмой? Это что, какой-то розыгрыш?
— Делать мне больше нехрен, как разыгрывать тут его! — ворча, продолжал своё странное занятие Фомлин. — Зараза! Ещё два часа назад нужно было день начинать!
— Какая разница, день сейчас или ночь, мы же всё равно глубоко под горой?! — не унимался любознательный Скалозуб. — С чего ты вообще решил, что сейчас именно «день»?
Садовод ничего не ответил, только рявкнул на Бойла и Кларка, чтобы те наконец оторвались от облюбованного ими ведра и помогли «начать день».
Когда троица неуклюжих с бодуна гномов распечатала оставшиеся светлокамни, в пещере стало настолько светло, что Скалозубу пришлось щурить глаза, отвыкшие от столь яркого освещения.
Площадь участка оказалось больше, чем можно было предположить в темноте. Ровными рядами, с минимальными промежутками, были рассажены огурцы, помидоры, грибокартошка, бобы и даже какие-то колосья, называвшиеся, как пояснил Хиггинс, яжрачменем.
Приступив к работе, гномы трезвели на глазах, всё увереннее набирая воду в огромные чайники с длинными носиками, расширяющимися на конце припаянной к ним дырчатой насадкой. Поливая из странных приспособлений свои насаждения, бледные и невыспавшиеся вчерашние дебоширы улыбались, нежно поправляя листочки и стебли растений.
Завершив наконец «ритуал начала дня», как про себя назвал его Скалозуб, гномы принялись умываться в маленьком ручейке, о котором упоминал ранее Пастырь.
— До чего же ты любопытный, Безбородый. Как маленький ребёнок! — сделал замечание Фомлин, раздевшись по пояс и омывая помятое лицо холодной водой.
— Можно сказать, вчера он заново родился, — ответил за гнома пророк. — К тому же не стоит забывать, он всю жизнь провёл среди высшей элиты законнорожденных и понятия не имеет, какой путь проходят блюда, прежде чем попасть к нему на стол.
— Не соглашусь. По гнилой грибокартошке он настоящий специалист! — возразил староста.
— Праотец милостивый, я же попросил прощения перед лицом всех жителей Квартала! — возмутился Скалозуб. — Теперь я прекрасно осознаю, насколько гнусно тогда поступал. Мне что, всю оставшуюся жизнь будут поминать мой проступок?!
Все посмотрели на него словно на наивного дурачка.
— А ты думал пары извинений достаточно? Докажи на деле, а не на словах, что ты изменился! Исправь ситуацию, помоги беднякам, сделай жизнь окружающих хоть чуточку лучше — и ни у кого язык не повернётся вспомнить былое. До тех же пор кайся и помалкивай… грешник.
Слова Фомлина вызвали неприятные воспоминания о кошмарном сне, а хмурое выражение страдающего от похмелья лица отбило у Скалозуба всякое желание продолжать спор.
— Ладно парни, пойдём, выпьем чайку. У нас должен был настояться свеженький чайный гриб. К тому же лично я не прочь пожрать. Боюсь, вчерашний ужин теперь находится в том ведёрке…
После скромного, но сытного завтрака, состоящего из перловки, которую, как с удивлением узнал Скалозуб, готовят из выращиваемого во дворике яжрачменя, гномы начали расходиться. Фомлин вместе с Пастырем и сопровождавшим их Бойлом ушли на очередное городское собрание. Кларк убежал помогать по хозяйству какому-то знакомому, а Хиггинс вновь пошёл спать.
Проболтавшись пару часов неприкаянным, Скалозуб напросился от скуки в помощники к двум пожилым гномихам. Пастырь уже поведал ему, что Гмара и Жмона были служанками пропавшей жены Фомлина, но выведать у них нечто большее так и не удалось. Чувствовалось, что тема для женщин неприятна, а под словом «пропавшая» подразумевалось нечто гораздо более безысходное.
Завершив все делегированные ему слабым полом дела, Скалозуб принялся играть с Чоппи. Вернувшийся раньше остальных Кларк застал его валяющимся на земле и имитирующим ожесточённую борьбу с собакомордой.
— Вау-вау, полегче, Безбородый, не задави нашего любимого пёсика! Ишь, какой ты у нас, оказывается, борец!
Смутившийся гном поднялся на ноги, отряхиваясь от пыли:
— Захотелось немного подвигаться. Чувствую себя старой развалиной после столь долгого пребывания в одной позе. Знаешь, будучи наследником Среброделов, я постоянно трудился над своей физической формой. Гимнастика, упражнения с оружием, борьба. Я мог тренироваться часами! А сейчас устал, всего-то поработав часик на кухне и поиграв слегка с Чоппи.
— Ничё себе, вам законнорожденным делать нефиг! — присвистнул Кларк. — На меня все таращатся как на сумасшедшего, а я-то всего лишь жонглирую своими камнями. Это ж надо додуматься, упражняться часами напролёт заместо нормальной работы!
— Понимаю, — вздохнул Скалозуб, — когда я учился в Школе ремёсел, тоже слабо представлял себе тренировки в свободное время. Помашешь молотом час-другой, уже будет не до борьбы.
— На кой ляд вообще нужна эта ваша борьба? Пока будешь с одним возиться, остальные все почки и спину ногами тебе отобьют! Кинул чем-нибудь тяжёлым в голову и бежать что есть мочи.
Скалозуб почесал затылок, не зная, с чего и начать:
— Видишь ли, Кларк, до недавнего запрета на ношение стального оружия, у нас, законнорожденных, если дело доходило до серьёзного конфликта, никому и в голову не приходило никуда убегать. Любой мужчина встал бы на защиту имущества и близких, с топором ли, молотом, булавой, или ещё чем не менее смертоносным. Да ещё и килограмм двадцать доспехов бы на себя нацепил.
Соответственно, если в бою с другим таким же тяжеловооружённым гномом, ты по каким-то причинам оказался вдруг без оружия, всё, что можно сделать, это вступить в борьбу. Связать руки противника, не дать ему замахнуться, нейтрализовав тем самым основную угрозу. А при большой удаче и мастерстве ещё и чужое оружие отобрать.
К тому же при введении некоторых ограничений, борьба отличное средство для выяснения отношений между мужчинами. Не прибегая к чрезмерному насилию, пробитым головам, выбитым зубам и сломанным носам, можно быстро выяснить, кто был прав.
Кларк всё ещё недоверчиво покачал головой:
— Мы с тобой будто из разных миров, Безбородый. Бросаться голыми руками на защищённого доспехами воина?! Всегда же можно хотя бы заточку из-за голенища сапога вытащить!
Гном продемонстрировал искусно запрятанные ножи. Скалозуб в жизни бы не заподозрил всегда пребывавшего на позитиве товарища в ношении такого количества острых предметов.
— Правда, стражи действительно тщательно обыскивали и отбирали у меня ножички, те пару раз, что я бывал в вашей Пещере...
— Научишь меня обращаться с ножом? Раньше я им лишь грибы, да иногда мясцо резал, — не удержался от просьбы воодушевившийся Скалозуб.
Быт черни казался ему сейчас совсем иным, чуть ли не экзотическим миром и представлял животрепещущий интерес. Он знал, что подобное состояние очень быстро лечится рутинной работой, но уж тренировки с холодным оружием ему навряд ли наскучат.
— Да без проблем, дружище! — рассмеялся юный гном. — Хочешь, я тебя и камешками жонглировать научу? Тоже полезный навык, если понадобится что-то внезапно швырнуть. А ты поучи меня этой странной борьбе. Вот будет умора, завалить какого-нибудь жлоба с дубиной и потоптаться на нём!
— По рукам! — с удовольствием согласился Скалозуб.