Поменьше политической трескотни. Поменьше интеллигентских рассуждений. Поближе к жизни.
Владимир Ильич Ленин
Маврик нервничал. Не приходилось сомневаться, что предстоящая встреча станет для него судьбоносной. Сам товарищ Торин назначил ему приватную аудиенцию — великая честь! Историческая личность уделит простому смертному своё драгоценное время.
Формальным поводом являлось обсуждение церемонии закрытия Межрасовых игр, которая обещала стать даже масштабнее, чем парад на открытии. Однако Маврик родился отнюдь не вчера и, будучи не по годам заматеревшим политическим животным, он прекрасно понимал, что именно на таких встречах один на один обговариваются по-настоящему важные для власти дела.
В тоталитарном обществе публичная риторика выполняла сугубо парадную функцию. Несмотря на то что власть всегда подавалась под видом народной, народ на самом деле ничего не решал, обыватель выступал в роли сугубо пассивного зрителя. Гражданин имел право только поддакивать и выражать бурное одобрение принятым сверху решениям. Более того, через довольно короткое время такое право превращалось в обязанность. Каждый порядочный гражданин должен… Неважно что именно, он всегда что-то должен. И попробуй не выполни того, что якобы принято в обществе — северные пустоши ждут не дождутся прибытия свежего рабочего мяса. Народная власть всегда такая народная.
То ли дело закрытый клуб сильных мира сего, куда посторонний мог попасть разве что по очень удачному стечению обстоятельств. Вот там обсуждения шли полным ходом, хотя, по мере усиления конкретного диктатора, и эти дискуссии всё больше превращались в поддакивания. Но даже в такой ситуации близость к телу правителя являлась огромным преимуществом в аппаратной борьбе. Кто приглянётся владыке, тот место наверху и получит. Все реальные трудовые и организационные достижения были лишь поводом и прелюдией к главному акту — личной встрече с Вождём.
Ещё бы Маврик не нервничал. Такой уникальный шанс кардинально возвыситься! Или навсегда остаться рядовым управленцем, выполняющим всю черновую работу. Он вытер ладони о подол рубахи, сглотнул.
Одёжку ему подбирал отец, кажущаяся простота наряда стоила изрядных усилий. Всякий уважающий себя лихнист знал, что товарищ Торин не приветствует роскоши, но не каждый понимал, что это отнюдь не принижает важности опрятности или стиля. И уж совсем немногие осознавали, что чем меньше в одежде аляповатых украшений, тем большее значение приобретают едва заметные взгляду детали. Форма воротника, ткань манжета, цвет и размер пуговиц, скрывающая недостатки и подчёркивающая достоинства фигуры сорочка — из подобных мелочей складывается общее впечатление. Где-то расширить, где-то сузить, где-то сознательно допустить лёгкую небрежность шнуровки — и вот перед вами не разъевшийся самодовольный чинуша, а крепкий работящий мужичок средних лет.
С причёской так вообще возились полдня. Каждая прядь волос была аккуратно вплетена в строгий узор из косичек. Каждый волосок рыжеватой бородки острижен с точностью до миллиметра. Ногти подпилены, загорелая кожа умащена душистыми маслами.
Маврик к своей свадьбе не готовился так, как вылизывался для короткой беседы с повелителем гномов! Ещё бы, ведь будущей супругой он овладел походя, а к приватной аудиенции с товарищем Торином шёл долгие годы. Да и вообще, разве может какая-то женщина сравниться с пьянящим ощущением власти? Тем паче, что когда у тебя в руках сосредоточена по-настоящему серьёзная власть, все проблемы с противоположным полом решаются одним щелчком пальца…
Наконец, из кабинета Торина вышел довольно скромного вида эльф. Несмотря на неброскость внешнего вида, его лицо показалось Маврику смутно знакомым. Он вспомнил, что уже видел пожилого мужчину на параде в честь открытия Межрасовых игр рядом с товарищем Торином. На всякий случай Маврик вежливо поздоровался, на что эльф ответил рассеянным кивком головы, пребывая в одному ему ведомых думах. Не слишком учтиво, но Маврику сейчас было не до формального обмена любезностями, следовало полностью сосредоточиться на предстоящей беседе, что он и сделал.
Карауливший у дверей кабинета гном подал человеку знак войти, захлопнув за едва перешагнувшим порог посетителем створки. Маврик вздрогнул, поняв, что час, которого он так долго ждал, пробил. Он предстал перед существом, изменившим весь мир. Предстал перед величайшим лидером, Вождём, практически Богом. Никто не мог устоять перед товарищем Торином ни на поле боя, ни в дебатах, ни в любых других видах деятельности.
Внутренне оробев, Маврик тем не менее машинально отсалютовал гному, встав по стойке смирно у стола, за которым восседал его повелитель. Сидящий на комфортном, но строгом кресле лихнист поднял на вошедшего человечка тяжёлый взгляд, внимательно осмотрел своего верноподданного.
Маврику чудилось, что владыка мира видит всю его сущность насквозь, он едва не задержал дыхание, боясь даже пошевелиться. Но похоже, внешний вид подчинённого не вызвал нареканий у гнома, на суровом лице правителя возникло подобие добродушной улыбки:
— Приветствую, товарищ Маврик. Будь добр, присаживайся, — Торин жестом великодушного хозяина предложил посетителю сесть на стул.
Первой мыслью Маврика было отказаться от приглашения и стоять словно вкопанный дальше. К счастью, несмотря на нервозность, голова продолжала работать. Инстинкт подсказывал: следует делать ровно то, что тебе говорят.
Маврик осторожно сел на низкий стул, с некоторым удивлением обнаружив в полу углубление, куда сидевший мог вытянуть ноги. Всё было рассчитано таким образом, чтобы посетитель более высокой по сравнению с гномами расы оказался на одном уровне или чуть ниже восседающего на высоком кресле товарища Торина. Гномам очень не нравилось смотреть на людей, эльфов и орков снизу вверх.
— А вот я, пожалуй, наоборот, немного разомну ноги. Когда расхаживаешь по кабинету, думается как будто бы лучше.
Естественно, Маврик не возражал. Он чутко следил за каждым жестом товарища Торина, за мимикой и интонацией голоса — всё это представляло сейчас для него фундаментальную ценность.
— Мне докладывали о твоих успехах в строительстве Торинграда. Вы с отцом хорошо потрудились, возводя район для людей. Да, я знаю, под конец возникли проблемы с отделочным материалом, но вы и из этой ситуации выкрутились, — Торин одобрительно улыбнулся. — Я ценю находчивость в подчинённых. Когда тебе приходиться руководить целым миром, всегда есть вероятность чего-нибудь упустить. Если все нижестоящие станут действовать чётко по инструкциям, игнорируя необходимость и обстоятельства — ничего хорошего для системы не выйдет. Бюрократия — это стержень, костяк, но сообразительность на местах — это мышцы, без которых невозможно движение.
Как и все власть имущие, товарищ Торин любил порассуждать вслух, показать подчинённым всю глубину своей мысли. Подобное желание возникало от ощущения собственной исключительности — симптома, которому подвержены абсолютно все, достигшие высокого положения в обществе. И чем выше поднялся ты в иерархии, тем гениальнее кажутся изрекаемые тобою банальности…
— Твой вклад в подготовку города к Межрасовым играм трудно переоценить, но думаю, у меня найдётся достойная награда. Когда основное действо, ради которого строился город, закончится, тебя ждёт самая высокая должность, до какой только может дорасти человек!
Маврик едва не подпрыгнул от радости, но вовремя сдержал свои чувства. К горлу подступил ком, мешая должным образом выразить благодарность.
— Я… я… Это великая честь! — воскликнул Маврик, не найдя других слов.
Голос товарища Торина сделался строже:
— Не обольщайся, это не только честь, но и огромная ответственность. Сотни тысяч человеческих жизней будут зависеть от твоих решений, действий или бездействия. Спрос с тебя тоже станет существенно выше. У тебя есть время подумать, готов ли ты взять на себя эту ношу, до завершения Межрасовых игр. Тщательно взвесь все риски и свои возможности, только тогда я буду готов принять твой ответ.
Маврику вновь пришлось себя сдерживать, чтобы не выкрикнуть инфантильное «я согласен!». Сказали обдумать, значит, подождём, покуда не придёт время. Куда торопиться? На столь высоких должностях нужно мыслить глобально.
— А пока постарайся как можно чаще появляться на публике, чтобы люди успели к тебе присмотреться, привыкнуть. Внезапные назначения известного лишь в узких кругах персонажа не вызывают в народе доверия. Посещай все матчи, в которых участвуют коллективы людей — дикторам будут даны распоряжения оповещать зрителей о твоём присутствии на игре. Концерты и лекции тоже не обходи стороной. Хотя бы мелькай на значимых мероприятиях, даже если ты непосредственно в них не участвуешь. Одно лишь присутствие заставит людей ассоциировать тебя со всеми эпохальными событиями в их, как правило, весьма скучной жизни.
От непрерывного хождения товарища Торина по кабинету у Маврика начала кружиться голова, но он уловил, чего от него хочет Вождь:
— Стать популярным в народе. Я понял.
Торин кивнул:
— Именно! Не стоит нарушать иллюзию народности власти, даже если ты, как лихнист довольно высокого ранга, прекрасно понимаешь, кто всё решает. Или считаешь, что понимаешь… — уже тише добавил Вождь, словно обращаясь не к Маврику, а к самому себе.
Товарищ Торин наконец-то опустился на кресло:
— Да, по поводу торжеств на закрытии Межрасовых игр. Я жду тебя на церемонии награждения самых выдающихся представителей разных рас на центральном стадионе. Твоего отца, в свою очередь, пригласят на один из стадионов людей. Планируется устроить из процесса награждения лучших из лучших эпичное театральное представление. Эльфы-затейники занимаются подготовкой — сам знаешь, больших экспертов по праздникам и всяческим увеселениям не сыскать. С тобой свяжутся, расскажут подробности. Ну а пока всё. Встретимся позже, когда ты обдумаешь моё предложение.
Торин кивнул, давая понять, что беседа окончена.
Поднявшись со стула, Маврик отсалютовал на прощание лидеру гномов:
— Я исполню всё, что вы мне сказали! Буду присутствовать на всех мероприятиях с утра до ночи! Благодарю за оказанную честь! Слава лихнизму!
— К светлому будущему дорогу осилит идущий, — проговорил товарищ Торин формальную фразу напутствия, отпуская Маврика с несложными, но важными поручениями.
Подготовка к Ритуалу уже началась.
* * *
Афелис оглядел присутствующих. Уже привычно отметил про себя необычайную суровость их лиц. Север, неволя и бои закалили и без того не самых робких мужчин. Для каждого здесь лучшей подругой давно была смерть, к её холодному прикосновению относились спокойно, словно к чему-то само собой разумеющемуся. Никто не надеялся ни на какое будущее, никто не ждал к себе жалости, никто ничего не просил.
Несколько сотен «амнистированных» каторжан спокойно смотрели на Афелиса, не выражая ни нетерпения, ни любопытства. Все понимали, что собрания, подобные нынешнему, не праздная прихоть бахвалящегося начальника, а необходимость. Знали, что сегодня выдающихся ораторских выступлений для поднятия боевого духа не будет. Цель собрания — принять стратегическое решение, чтобы согласовано двигаться дальше. К недостижимой победе или к верной смерти, третьего не дано.
«Армия амнистированных» разрослась до действительно впечатляющих размеров, поэтому на военный совет приглашали только самых уважаемых заключённых, успевших себя проявить. Остальные были обязаны следовать принятым на совете решениям либо катиться на все четыре стороны — в отличие от надзирателей, в войске мятежников никто никого не удерживал. Все хорошо понимали, что шансы выжить в одиночку или даже небольшими группами на севере были невелики, а уж избежать в долгосрочной перспективе карающей длани лихнистского правосудия и того меньше. Даскалос Балинович часто шутил, что борцы с диктатурой сами недалеко ушли в плане прав большинства, но предложить более эффективную модель управления толпой голодных оборванцев не мог. Учитывать мнение каждого в почти пятидесятитысячном войске было решительно невозможно.
— Не буду тянуть с предисловиями, — сразу перешёл к делу Афелис. — Нам удалось освободить заключённых из всех лагерей, до которых можно было добраться в разумные сроки. Да, далеко на востоке ещё остались наши собратья, но судя по картам, их там немного, а путь в те края займёт недели, если не месяцы. Этого времени у нас нет.
Печально, но факт. Всех, увы, не спасёшь. Афелису становилось тошно от осознания этой несправедливости, но он знал, что должен стать циником. Эффективность давала пускай и мизерные, но возможности, сострадание к товарищам в беде вело лишь к разгрому и ещё большим мукам для всех.
— Сейчас, пока всё внимание лихнистов приковано к их проклятым Межрасовым играм, у нас есть возможность нанести удар в самое сердце режима. Промедлим ещё неделю-другую, и удар придётся держать уже нам. В тундре и даже в тайге мы едва ли сможем обороняться, нам следует захватить Железноград — столицу Хребта Великого Змия!
Вопреки его ожиданиям, не послышалось ни охов, ни вздохов, ни возмущения. Суровые мужи молча смотрели на Афелиса, ожидая дальнейших пояснений. Все понимали, что у настолько дерзкого мероприятия не может отсутствовать план, иначе лидер бунтовщиков не стал бы выносить на обсуждение заведомо невыполнимое предложение.
— Да, это не будет лёгкой прогулочкой. Хотя почти все жители Железнограда в настоящее время находятся в Торинграде, подгорную столицу всё равно придётся брать штурмом. К счастью, к Железнограду ведёт много неприметных туннелей, нет необходимости лезть на основные укрепления в лоб. Среди освобождённых каторжан много гномов, они ориентируются в подземных туннелях лучше, чем большинство из нас на открытой местности. Гномы отправятся на разведку и укажут наименее охраняемый путь. Дальше дело за нами, на нашей стороне будут численное превосходство и внезапность. Придётся двигаться быстро, очень быстро, открывая свои фланги и даже тылы.
Афелис выдержал небольшую паузу, чтобы придать последующим словам больший вес:
— Но если уж нам удастся создать плацдарм внутри города, то шансы на успех драматически возрастают: вряд ли лихнисты станут палить из пушек по зданиям своего любимого города. Возможность боевого применения пармашин на узких улочках заметно снижается, воздушные шары и дирижабли в подземельях, как известно, не летают. Как ни странно, почти все новые орудия гномов рассчитаны на бои под открытым небом, а не под землёй. Лихнисты слишком долго думали лишь об экспансии, совершенствуя атакующие возможности и не заботясь должным образом о защите. Подобная самоуверенность должна быть наказана. После чего уже придётся ломать голову нам, чтобы не повторить ошибок противника.
Афелис умолк, давая собравшимся время на обдумывание. Бывшие каторжники не любили торопиться с решениями — в северных лагерях цена ошибки, как правило, являлась запредельно высокой. Лучше всё взвесить, а уже потом давать свой ответ.
— Всё равно непонятно. Ну захватим мы Железноград, и что дальше? — неожиданно вышел из круга Брехлисиус, которого точно никто не приглашал и не ожидал на собрании. — Да, вероятно, там будут неплохие запасы еды, достаточно оружия и доспехов, чтобы экипировать всех переживших отчаянный марш-бросок и штурм города. Но потом из Торинграда вернётся многократно превосходящая нас по всем параметрам армия, и показательно вздёрнет всех посягнувших на святое мятежников. На худой конец, возьмёт столицу в осаду и заморит нас голодом — в условиях подземного города особо не поохотишься, и сады там навряд ли растут. Ты только загонишь нас в угол, Афелис, не понимаю, в чём конечная цель похода, кроме как нагадить противнику?
Боковым зрением Афелис заметил, как дёрнулся было Рок, собираясь устроить взбучку выскочке-эльфу, но Даскалос Балинович крепко держал орка за руку. Слишком поздно затыкать рот правдисту: теперь, когда небезосновательный вопрос задан, следовало дать публичный ответ.
Афелис вздохнул:
— Невозможно победить тоталитарный режим малыми силами изнутри, если бодаться с ним лоб в лоб, как борются друг с другом разные страны и расы. Неповоротливая бюрократия централизованной власти в конечном счёте перемелет всех несогласных. Просто за счёт огромных ресурсов, имеющихся в распоряжении у правительства. Преимущества гораздо более гибкой и эффективной структуры мятежников можно реализовать только на короткой дистанции. Если не удастся победить Змия быстро, его не удастся победить уже в принципе. Поэтому нужно бить в самый центр системы, в её голову, мозг. Захват Железнограда станет если не смертельным, то крайне болезненным ударом по авторитету действующей власти. Она обязана будет быстро реагировать на угрозу, а, как я и говорил, скорость — это не сильная сторона системы, построенной на жёсткой иерархии.
Однако Брехлисиуса такое абстрактное объяснение совершенно не впечатлило:
— Афелис, ты в самом деле считаешь, что пятьдесят тысяч кое-как экипированных каторжников могут одолеть режим, уничтоживший Третью Орду? Серьёзно?! Это даже не смешно, настолько это нелепо! — Даскалос Балинович уже буквально висел на Роке, готовом броситься на правдиста, невесть с чего обернувшегося пламенным оратором. — Я скажу вам всем, на что мы действительно можем рассчитывать: на переговоры с властью с чуть более или с чуть менее сильной позиции. Всё! Это единственная реальная возможность, все остальные планы — чистой воды фантазия опьянённого парой местечковых побед эго! Захватив Железноград или иной значимый город, мы ни за что не сможем найти компромисс с лихнистами, ведь с перешагнувшими красные линии преступниками переговоры никто не ведёт.
С Афелисом начало происходить что-то странное, он слышал слова разошедшегося эльфа словно издалека. Одна часть его сознания была категорически не согласна с правдистом, но другая — более эмоциональная, инстинктивная — как бы говорила: «он прав». «Смирись», «этот вариант куда лучше и безопаснее», «твоё предложение — безумие, а идея эльфа по-настоящему превосходна». Афелис потряс головой, пытаясь отогнать наваждение, но заметил только такие же сомнения на враз изменившихся лицах присутствующих. Суровые мужи казались сейчас жалкими. На глазах некоторых всегда безжалостных каторжан выступили слёзы, как у девчонок и у детей.
— Афелис прав только в одном. Нельзя терять времени! Нам следует со всех ног бежать в Торинград! Не в Железноград, нет. В Торинград, где сейчас полным ходом идут Межрасовые игры. Ради этого мероприятия товарищ Торин издал приказ всех нас помиловать, и мы должны во что бы то ни стало успеть к завершению Игр, ибо только в этом наше спасение. Если мы придём вовремя, то станем не преступниками, а героями, исполнившими волю правителя вопреки всем препонам! Нас наградят, а выжившие надзиратели сами станут заключёнными в их проклятых лагерях! На нашей стороне будет правда, нас выслушают, нас простят, нас отпустят! Мы…
Руки Даскалоса Балиновича, как и у всех окружающих, безвольно опустились. Обрамлённый седой бородой рот приоткрылся, глаза помутнели. Не удерживаемый более никем Рок сделал пару неуверенных шагов в сторону эльфа. Пошатываясь, словно пьяный, медленно побрёл к «правдорубу». Чем ближе он подходил, тем яростнее становилась речь Брехлисиуса — хрупкий эльф кричал неестественно громким голосом, его речь подобно раскатам грома разносилась над северной пустошью. Орк же, напротив, всё сильнее наклонялся вперёд, будто борясь с чудовищным встречным ветром.
— Я руководил Союзом Западных Островов, я знаю, как система устроена изнутри! Доверьтесь мне и останетесь живы! Я всё объясню товарищу Торину, он поймёт и простит нас за мелкие неприятности с лагерями. Торинград! Вот куда мы пойдём! Пойдём все до единого, дабы не вызывать сомнений в наших благочестивых намерениях! Торин…
Шатающийся, словно тростинка на ветру, Рок приблизился на расстояние вытянутой руки к эльфу. Застыл перед ним, глядя Брехлисиусу прямо в глаза. Помутневшие глаза, такие же безжизненные, как у всех окружающих. Шаман облизнул пересохшие губы.
— Отбросьте амбиции! — орал эльф, будто не видя стоящего напротив него орка. — Наша сила в смирении! Только так нас простят! Только так мы добьёмся нашей главной цели: мы выживем! Следуйте за мной в Торинград! Я приведу вас…
Рок отклонился вправо и чуть назад, словно собираясь упасть, но затем резко повернулся в противоположную сторону — безвольная правая рука благодаря движению корпуса наотмашь ударила эльфа.
Афелис встряхнул головой, не понимая, что происходит. Впереди лежал сплёвывающий кровь Брехлисиус, над которым навис худощавый, но крепкий орк. Зеленокожий отвёл назад сжатую в кулак руку:
— Ну ты всё-таки и брехло, — произнёс Рок и нанёс мощный удар, лишивший эльфа сознания.
Наваждение спало.
На лицах ещё секунду назад готовых расплакаться от жалости к себе мужиков проступало недоумение. Затем страх от осознания своего ничтожества перед силой, играючи овладевшей их разумом. Потом пришла ярость.
— Колдовство, — пояснил собравшимся Рок. — Очень мощное колдовство, на такое не был способен даже Рычача, а уж более сильного шамана, чем он, я никогда не встречал. Брехло стал проводником, через которого кто-то воздействовал на наше сознание, пытаясь склонить к капитуляции. Проклятие, ему это почти удалось!
Наконец-то полностью пришедший в себя Афелис не на шутку встревожился:
— Что нам делать? Как защититься? Брехлисиус…
Рок сплюнул:
— Эльфа следует либо убить, либо отправить прямиком в его проклятый Торинград, раз уж он так туда рвётся. Коробочки, — вспомнил орк. — Коробочки, про которые я говорил, что они глушат магию. Передайте тыловикам, чтобы принесли их сюда. Следует равномерно распределить эти штуки по воинству, чтобы зона антимагии накрыла всех амнистированных. Увы, после этого использовать свои способности я уже не смогу, но по сравнению с враждебной нам силой, мои дарования — просто детский лепет! В Третьей Орде я был отнюдь не последним шаманом, но моего таланта едва хватило только на то, чтобы полностью не потерять контроль над собой! Иначе сейчас мы бы все дружно маршировали с песнями в Торинград... Варг возьми, что же на самом деле должно произойти на этих долбанных Межрасовых играх?! Не просто же так всех разумных существ стягивают туда со всех концов света… Полная задница.
С последним утверждением, по крайней мере, была хоть какая-то ясность. Задница. Да, они действительно оказались именно в таком месте.
Афелис поспешно раздавал указания, обсуждения на сегодня закончились. Раз их так настойчиво пытались привести в Торинград, значит, делать там решительно нечего.
Когда власть сильно что-то навязывает, это всегда не к добру. Особенно если это абсолютная власть, которая мимикрирует под народную. Под прикрытием общественной воли всегда творятся самые мерзкие злодеяния.
Один из постулатов лихнизма гласил, что общее — это всё, частное — ничего. В прежнем Эльфланде, напротив, считали, что частное — всё, а на общее наплевать. Афелис полагал, что ни та ни другая концепция не имеет никакого практического значения. Узурпировавшие власть упыри при любой идеологии будут действовать в собственных интересах, если система сдержек и противовесов отсутствует. А кто, скажите на милость, может сдержать товарища Торина и стоящие за ним силы? Правильно, таких противовесов в мире давно не осталось. Поэтому пускай Брехлисиус один в свой Торинград и идёт.
Остальные мятежники держали путь к возвышавшемуся на юге Хребту Великого Змия. Пусть их никто туда не приглашал и встречать будут не хлебом, но заточенной сталью и чугунными ядрами, зато играть сильным мира сего придётся по правилам бунтовщиков, а играть в чужие игры власть имущие ох как не любят. Это обстоятельство радовало: пущай, гниды зазнавшиеся, немного помучаются, не всё же им только других унижать?
Поход на Железноград начался.