Просто оглянись вокруг, на дерьмовую камеру пыток, которую вы зовёте своим миром. Неужели ты считаешь, что этим местом правит благой владыка всего сущего? Неужели ты правда думаешь, что там, наверху, кто-то присматривает за вами?
Ричард Морган
Смерть.
Со смертью ещё ничего не заканчивается.
Со смертью, как хорошо известно всем в Магократии, всё только лишь начинается.
И начало это нравится очень немногим…
Сазон не питал иллюзий, что его умерший отец нашёл в смерти успокоение. Хоть тот и славился при жизни железным самоконтролем, но магом он не был. А значит, если ничего не предпринимать, в Аду его отца ждут мучения.
Или, как верят глупцы, очищение. Можно, конечно, называть муки и так, суть от этого не меняется. Боль есть боль, страдания есть страдания. Даже если они ведут к перерождению и попаданию в лучший мир, хотелось бы мучения в Аду проскочить. Ну, или раз такой возможности нет, то по крайней мере сделать пребывание в Аду хоть немного комфортнее. Попросив присмотреть за духом умершего кого-то из двоедушников — полуживых древних магов, пребывающих одновременно на разных пластах бытия. Благо, что Гильдия Мучений оказывала услуги посмертного сопровождения душ уже очень и очень давно.
Само собой, такой уход за духом стоил недёшево. Да что там, эта услуга стоила целого состояния! Люди копили деньги всю жизнь, отказывая себе абсолютно во всём, лишь бы уменьшить страдания после смерти. И всё равно у подавляющего большинства населения сбережений хватало лишь на несколько лет относительно спокойного пребывания под опекой какого-нибудь полуживого мага в Аду. А потом, если потомки не заносили в казну Гильдии Мучений новые деньги, душу покойника отпускали по преисподним в свободное плавание…
Хочешь хорошо жить — плати. Хочешь быть похороненным должным образом — плати. Не хочешь мучиться после смерти — снова плати. Покой всегда и везде стоит дорого.
И отец Сазона платил. Платил за себя взносы всю свою жизнь, благо, что был человеком образованным и небедным. Конечно, образованным и небедным по меркам обычных людей, по меркам магов-то все обыватели были мелочными невеждами…
Ведь что могут знать те, кто не умеет повелевать материей лёгким напряжением своей воли? Что могут накопить за короткую жизнь те, кому доверяют только самые примитивные поручения? Даже если одни немощные невежды повелевают другими невеждами, разница между ними для магов была небольшая. Примерно такая же, как разница между овцами в стаде для пастуха. И в случае простолюдинов, и в случае скота это были лишь инструменты, пускай живые, что-то там чувствующие и желающие. А инструменты есть инструменты, их используют и не более. Инструмент в лучшем случае берегут, но никогда не жалеют.
Теперь пришёл черёд Сазона уплачивать взнос. Пока ещё не за себя, а за отца. Тот заботился о нём, дал ему неплохое образование, и Сазон считал своим долгом, прежде чем начать откладывать на собственное посмертие, внести хоть один серьёзный взнос за родителя. Предка мужского пола, поскольку по многовековой традиции за предков женского пола взносы никто никогда никому не платил…
Это было несправедливо, но у Гильдии Непорочных, состоящей исключительно из ведьм и ведающих женскими делами, были свои правила, и Сазон точно знал, что ему лезть к ним не следует. Он и магов-мужчин понимал с огромным трудом, а уж у вынужденных соблюдать всю жизнь целибат магов-женщин мышление шло какими-то совсем иными путями. Ведьмы руководствовались скорее своим сверхчеловеческим чутьём, нежели логикой.
Жуткими они были девственницами… Жуткими, а вовсе не желанными. Но почему-то с потерей девственности магические способности женщины быстро угасали, а потому ведьмы соблюдали целибат строже любых религиозных фанатиков из легендарной Ксерсии, лежащей за Предтечами Ада на юге. И шуток про ведьм-девственниц никто в здравом уме тоже не отпускал: ни среди магов-мужчин, ни уж тем более среди обывателей.
Ведь что значат постельные утехи по сравнению с властью над материей? И разве может сравниться сиюминутное удовольствие от интимной близости с возможностью заслужить практически вечную жизнь или по крайней мере гарантированно избежать мук в посмертии? Нет, женщин-магов никто в Магократии не жалел. Наоборот, им завидовали. Любая девушка из простого народа с удовольствием поменялась бы даже со слабой ведьмой местами. Абсолютно любая. Вот только одного желания было, конечно же, недостаточно.
Магами и ведьмами не столько становились, сколько ими рождались. У тебя либо был этот дар, либо его не было. Чистая случайность. Один шанс на тысячу детей и это по самым оптимистичным оценкам. От человека зависело лишь то, насколько он сей дар разовьёт.
А ещё никто не мог передать магический дар потомкам. Хоть здесь все были равны. Пожалуй, то было единственное равенство между простыми людьми и магами в Магократии. Равенство перед случаем.
Во всех остальных отношениях маги возвышались над обывателями словно боги. И повелевали населением сходным образом. Не правили, а просто повелевали. Вы же не станете объяснять своей овце, что ей делать? Вы заставите её делать то, что вам надо, нравится ей это или нет. Вот и с обычными людьми то же самое.
Что ж, Сазон магом не был. Не свезло, ничего не поделаешь. Зато магом был его прадед, благодаря чему дед, отец и он сам получили базовое образование, что тоже считалось довольно неплохой привилегией. Не каждому дано уметь писать, читать и считать, далеко не каждому в этом мире.
Одного образованного чиновника на сотню безграмотных человек было вполне достаточно для функционирования огромной империи. Большое количество умников властям предержащим всегда скорее мешало, нежели помогало. Даже если эти власти предержащие — колдуны, а умные люди — обычные обыватели. Всё равно умные задают слишком много вопросов. Например, почему всё так несправедливо устроено? И нельзя ли общественный уклад как-нибудь поменять? Нет, много умных людей правителям точно не надо. Им надо, чтобы простые люди работали, а не подвергали всё на свете сомнению.
К счастью для Сазона, он был умён ровно настолько, насколько требовалось начальникам-магам. А потому у него не только оказалось достаточно денег на взнос за родителя, ему даже решили продемонстрировать бытность его предка в Аду! Так сказать, чтобы он мог убедиться, что внесённые денежки расходуются строго по назначению.
Небывалая удача и честь!
Сазон с выражением глубочайшего почтения на лице покорно следовал по длинным подземным коридорам за магом. За колдуном, которого очень хорошо знал, хоть и не был знаком с ним до сегодняшнего дня лично. Но то было не столь уж существенно, поскольку представителей двоедушников в Магократии знали все. Таких высокопоставленных магов неспроста звали голосами и писали их титул с большой буквы, ведь именно через этих волшебников полуживые основатели гильдий выражали свою непреклонную волю. А воля основателей гильдий была законом для всех, кто имел к деятельности магов хотя бы малейшее отношение.
Голосом Гильдии Мучений уже много лет был Дамианос — уверенного вида мужчина со всегда немного сощуренным взглядом, словно ищущим повод к чему-то придраться. Одного его присутствия было достаточно, чтобы люди начинали ощущать беспокойство, причём не только обычные люди, но и волшебники. Ибо Дамианос считался одним из сильнейших магов во всей Магократии. По крайней мере среди магов, пребывавших в миру.
Возможно, что колдуны, чей дух в полной мере развернулся в Аду, были гораздо сильнее своих представителей в мире людей, но проверить это было весьма затруднительно. Ведь полуживые двоедушники никогда не появлялись не то что на публике, а вообще на свету…
Чем породили целую уйму слухов. Как правило, весьма жутких. От пожирания древними магами младенцев на завтрак, ваннах с кровью, одежд из человеческой кожи и до совсем уж бессмысленных пыток ради пыток — в общем, слухи о двоедушниках включали всё, до чего только сумели додуматься обыватели. Интуитивно все чувствовали, что неестественно долгая жизнь меж двух пластов бытия должна быть сопряжена с рядом ограничений и жертв, а дальше каждый придумывал объяснение в меру своей испорченности.
Люди есть люди. Чего не могут объяснить рационально, то объясняют своими фобиями и чаяниями. И неважно, насколько такое объяснение нелогично, людям важно иметь хоть какое-то объяснение. Им кажется, что лучше ошибиться в суждениях, чем признать, что они чего-то понять неспособны.
Пожалуй, во все времена это было одной из вреднейших привычек людей: вместо признания своего невежества и сомнений, отчаянно цепляться за предрассудки. Но глупцы, не осознающие своей ограниченности, по-другому не могут. Ведь признав свою ограниченность, им пришлось бы отказаться от самодовольства, а для глупцов отказ от самодовольства означает, по сути, отказ от себя…
А вот Сазон глупцом не был, потому скромно помалкивал, не смея первым обращаться к шагавшему рядом волшебнику. Маг сам скажет, когда придёт время, ровно то, что требуется знать состоятельному гражданину и ни одним словом больше. Что было благом, поскольку того, чего знать не требуется, Сазон знать категорически не хотел. Иногда свою ограниченность нужно не только осознавать, но и лелеять.
В тайны магов лучше не лезть. Если, конечно, не желаешь сойти с ума от запретного знания. Увы, сумасшествие среди многочисленной прислуги волшебников не было редкостью. А многие лишались не только ментального здоровья, но и жизни.
Нет уж, лучше тихонько плестись и строго выполнять все указания мага — чего покажут, на том и спасибо. Сазон и так не рассчитывал удостоиться такой чести, следовало воспользоваться удачей, а не искушать судьбу тупыми вопросами. Его воля, Сазон бы даже дышать перестал, чтобы не раздражать своими шумными выдохами мага! Но этого он сделать не мог, поэтому просто внимательно смотрел себе под ноги, чтобы случайно не оступиться и не издать ещё более громкий звук.
Даже красоты подземных ходов интересовали его постольку-поскольку. В конце концов, будучи чиновником, он видел подобные ходы и не раз, пускай и не столь глубокие и богато обставленные. Маги Гильдии Мучений предпочитали жить под землёй, поближе, так сказать, к Аду… Правда, то снова были всего лишь досужие домыслы, об истинных причинах любви магов к башням или, наоборот, к подземным крепостям обывателям оставалось только догадываться.
Что делать, маги есть маги. Умом сию братию не понять, аршином общим не измерить…
— Сюда, — Дамианос пригласил его войти в одно из боковых ответвлений длинного коридора. — Мы почти на месте.
Сазон послушно повернул вслед за магом. Он уже успел потерять ориентацию в лабиринтах подземных туннелей, поэтому этот проход ничем не отличался для него от десятка других, мимо которых он прошёл, следуя за голосом основателя гильдии. Но раз для Дамианоса выбор помещения имел значение, значит, какая-то разница всё же была, верно?
Сазон легонько потряс головой, чтобы избавиться от непрошеных мыслей. Он гость, всего лишь гость, которому оказали великую честь. Он не хочет знать ни капельки лишнего!
Они остановились у неприметной двери, рядом с которой, словно статуя, стоял один из прислужников чародеев. Сазон бы, наверное, даже того не заметил, но его сопровождающий что-то тихо спросил у слуги и, лишь получив утвердительный ответ, зашёл внутрь.
В небольшом помещении было мало чего примечательного, разве что ровно посередине на постаменте покоилось широкое плоское блюдце из чистого золота. Дамианос указал Сазону, куда тому следует встать, а сам обошёл загадочный постамент, чтобы расположиться с противоположной стороны блюдца. Пристально посмотрел на Сазона.
— Вытяни над блюдцем левую руку, братик.
Сазон послушно выполнил команду волшебника, и только потом до него дошёл смысл сказанного.
— Что? — неуверенно переспросил он.
Вместо ответа Дамианос взял протянутую руку за запястье, повернул ладонью вверх и полоснул чем-то острым по венам.
Сазон рефлекторно дёрнулся, но назвавший его «братиком» маг удержал руку, покачав головой. Со спокойным видом перевернул порезанную руку ладонью вниз и стал смотреть, как кровь капает прямо в блюдце.
— Не бойся. Твоя кровь нужна, чтобы установить связь с душой предка. Её придётся пролить достаточно много, но ты не умрёшь. Всего лишь почувствуешь слабость. Слуги о тебе позаботятся.
Уверенный голос Дамианоса каким-то волшебным образом успокаивал, так что Сазон не предпринял даже попытки сопротивления. Всё одно, если его захотят выжать досуха, то выжмут, чего бы он там ни делал. Лучше не дёргаться, тогда есть хоть какие-то шансы выжить. Маги — те ещё лгуны, но особых причин водить за нос именно его, у волшебников не было. Слишком он мелкая для них сошка. Раз сказали, что позаботятся, значит, действительно позаботятся.
— Вижу, то, что я назвал тебя братиком, тебя не особенно беспокоит, — ухмыльнулся Дамианос.
Сазон был в растерянности:
— Да. То есть нет. Я хочу сказать… — на самом деле вытекающая из вены кровь беспокоила его сейчас куда больше. — Я же всего лишь чиновник среднего ранга…
Дамианос продолжал смотреть на него с лёгкой ухмылочкой.
— Именно поэтому ты и чиновник, а не горбишь спину в поте лица, дурачок. Я так и думал, что тебе ничего не сказали. Впрочем, неважно, кроме общей крови, нас действительно не связывает с тобой ничего. Моё настоящее братство — Гильдия, — Дамианос слегка повёл головой, словно указывая на окружающее их пространство. — И когда мы закончим, советую тебе о нашем кровном родстве помалкивать, чтобы не нарваться на неприятности. В случае проблем тебя наше родство всё равно не спасёт, впрягаться за тебя я не стану. Зато в случае беспрекословного выполнения моих указаний… твоя карьера и дальше будет идти легче, чем у других. Существенно легче, — маг немного подумал. — И взносы за отца можешь больше не делать.
Сазон счёл за лучшее не говорить, что он, в общем-то, и не собирался. На собственное посмертие тоже надо ведь успеть накопить.
— И внимательно присматривай за своими детишками, особенно сыновьями, — продолжал наставлять его Дамианос, выжимая из брата красную жидкость. — По какой-то непонятной причине в нашем роду подозрительно много магов, хотя давно доказано, что магический дар не передаётся по наследству ни прямым потомкам, ни через поколение или два. Это качество души, а не тела. Но души вселяются в младенцев совершенно непредсказуемым образом, это даже тупые фанатики в Ксерсии знают!
Сазон продолжал молча взирать на вытекающую из него кровь.
— Чего светопоклонники не знают, — продолжил своё рассуждение Голос. — ну или по крайней мере убедительно это знание отрицают, так то, что их хвалёные раздвоенные мечи подчиняются только магам. Не полноценным магам, конечно, а недоучкам, чьи души обладают даром, но в полной мере его никогда не используют. Потому что магический дар не отменяет необходимости долгого специального обучения, дар лишь делает такое обучение принципиально возможным. Без магического дара никакое жертвоприношение не заставит меч летать, выполняя волю хозяина. Только сочетание двух необычайных душ…
Кровь заполнила почти всё донышко блюдца, и Сазон очень надеялся, что этого будет достаточно. Рука уже начинала болеть, а голова слегка закружилась. Не до вникания в дела далёкой страны, в которой Сазону всё равно никогда не бывать.
— Присматривай за своими детишками, братик. И за внуками, когда те появятся, — Дамианос опустил взгляд на блюдце. — Присматривай. Это лучшее, что ты можешь сделать.
С этими словами маг разжал свою хватку, едва заметным кивком показывая, что эта часть процедуры закончена. Всё ещё пребывая в растерянности, Сазон медленно отвёл отпущенную руку. Несколько раз неуверенно сжал и разжал одеревеневшие пальцы, сам не понимая, зачем и что делает.
К счастью, рядом с ним уже возник карауливший ранее у двери чародейский прислужник, без лишних слов приступив к обработке пореза. Ополоснув запястье Сазона водой, он смазал рану какой-то остро пахнущей мазью, после чего быстро перевязал руку. Всё так же тихо, как возник, прислужник исчез, оставив воссоединившихся братьев наедине.
Не сказать, что Сазон был этому особенно рад. Общение с «братиком» пока несло для него лишь опасность.
За время, пока Сазон был поглощён своей раной, Дамианос разжёг под блюдцем синий огонёк, и, судя по характерному запаху серы, сделал он это отнюдь не магическим образом. От резкого запаха тухлых яиц разум Сазона наконец прояснился. Страх, боль и жалость к себе сменились внимательным наблюдением. Он понял, что именно сейчас должно произойти что-то по-настоящему важное.
Разлитая тонким слоем по блюдцу кровь стремительно нагревалась. Однако, вместо того чтобы начать сворачиваться, красная жидкость стала пузыриться, над ней поднялся тонкий слой пара. А затем…
Затем Дамианос произнёс заклинание.
Сазон не понял ни единого слова. Если это вообще были слова, а не случайные заунывные звуки. Тем не менее было совершенно ясно, что Дамианос произнёс именно заклинание. Ведь от простых звуков кровь не превращается в пламя. Призрачное пламя над блюдцем, которое с каждой секундой принимало всё более и более причудливую форму.
Языки колдовского огня изгибались, вибрировали и замирали, формируя объёмное изображение… другого огня? Да, через минуту Сазон был абсолютно уверен, что призрачное пламя изображает костёр, причём, судя по масштабу возникающих рядом фигур, этот огонь был куда больше того, что стелился над блюдцем. Вокруг костра сгрудились люди, вернее, существа, бывшие когда-то при жизни людьми.
Грешники. Да, в призрачном пламени виднелся кусочек проклятого Ада, а значит, это должны быть они.
— А вот и наш папочка, — едва различимый по другую сторону блюдца маг указал на одну из фигур. — Стоит, ждёт своей очереди.
Прищурившись, Сазон стал вглядываться в лицо выделенного Дамианосом человека. Несмотря на совершенно очевидное сходство, его разум упорно отказывался признавать в призрачном изображении отца.
Что было не так удивительно, поскольку, несмотря на человеческий облик, в плотоядном выражении лица осталось мало чего человеческого. Сазон разглядел, как изо рта родителя обильно капают слюни. Как неестественно широко открыты его глаза, как сжимаются и разжимаются кулаки. Отец с вожделением смотрел на ещё одну фигуру, которая долгое время ускользала от внимания сына. Ускользала, притом что была в самом центре чудовищной сцены.
Разум Сазона наконец сдался и признал, что прямо над костром головой вниз висит ещё один человек. Вернее, то, что ещё недавно было человеческим существом. Ибо череп подвешенного над огнём мужчины почернел, а из ноздрей вырывались пузырьки от кипящих в черепной коробке мозгов.
Сазон почувствовал, что его сейчас вырвет. Развернувшаяся над блюдцем картина явно не была предназначена для людей впечатлительных. Сазон невольно согнулся, борясь со рвотным позывом. Не так он представлял себе встречу с отцом, ох не так.
Вкрадчивый голос Дамианоса донёсся сверху как будто из какой-то невообразимо далёкой реальности:
— Ты, наверное, ожидал увидеть в Аду нечто более привлекательное? Кисельные берега или, на худой конец, оргию с суккубами? Нет, братик, так не работает, это сказки для бедных. Ад — это боль, вечный голод и доминирование. В Аду ты всегда либо жертва, либо мучитель. В Аду, чтобы не страдать самому, ты должен заставить страдать окружающих. Там нельзя быть добрячком с чистой совестью.
Сазон не сдержался. Потеря крови, запах серы, жуткое зрелище и жестокие слова Дамианоса были выше того, что он мог вынести за один раз. Его вырвало. Хотя Сазон и боялся последствий, но не расстаться с содержимым желудка он просто не мог. Ему хотелось как можно скорее покинуть эту проклятую комнату.
— Гильдия Мучений неспроста называется так, — совершенно спокойно продолжал свой монолог Дамианос. — Мы продаём не просто освобождение от мучений в Аду, мы заменяем мучения наших клиентов на муки их жертв. Очищаем души одних через страданья других. Это позволяет сохранить баланс и даже немного ускорить круговорот душ. Без этого мы навлекли бы на себя гнев владык Ада, а так мы, напротив, получили благословение сильных мира того.
Несмотря на то что после рвоты Сазону несколько полегчало, он так и остался в полусогнутом положении, уставившись в пол. Ему крайне не хотелось становиться свидетелем адского пиршества, которое вот-вот должно было начаться в призрачном пламени.
— Ты пропускаешь самое интересное, братик. Сейчас они будут по очереди высасывать из ноздрей того бедолаги мозги. Потом примутся за другие внутренние органы, пока не распотрошат жертву на части. Затем полакомятся мясом и станут осквернять то, что осталось от тела. А когда замученный грешник возродится из праха, повторят процедуру. Получая с каждой новой итерацией всё большее и большее наслаждение от процесса. О да, ставшая их жертвой душа «очистится» действительно очень быстро…
Сазон тяжело дышал, боясь поднять голову.
— Смотри! — приказал ему Дамианос, явно наслаждаясь реакцией излишне сентиментального «братика». — Смотри! Такое нельзя пропустить!
Как обычно, страх победил омерзение. Сазон неохотно распрямился, вытер рот тыльной стороной ладони и всё-таки посмотрел.
Его отец через вставленную в ноздри трупа трубочку пил мозги. На лице обезумевшего предка читался экстаз.
— Счастье в Аду, — смотря сквозь призрачное пламя на брата, ухмыльнулся Дамианос, — это быть мучителем, а не жертвой.
Сазон почувствовал, что к его горлу снова подступает противная желчь.
— Счастье в нашем мире, — ухмылка Дамианоса превратилась в жуткую мину, — это быть повелителем, а не слугой.
Упивавшийся мозгами папаша улыбнулся, словно услышал слова сыночка.
— Счастье на Небесах, — злобное выражение не сходило с лица Дамианоса, — это вершить судьбы других, а не подчиняться собственному предназначению.
Голова Сазона вновь закружилась.
— Счастье для Творца нашей Вселенной, — продолжил свои рассуждения маг, — это не знать, во что превратилось Его Творение.
Помещение стало крениться, Сазон отстранённо понял, что падает набок.
— Да, пожалуй, незнание — это главное счастье для многих, — аккурат с его падением закончил философствовать Дамианос.
Хотя бы с последним утверждением мага Сазон был согласен. А потому позволил себе потерять сознание, чтобы ничего больше не знать.
Он и так узнал сегодня уже слишком многое.
Знать — значит бояться. И не просто бояться, а жить в вечном ужасе.
Ибо подлинное знание всегда так или иначе связано со знанием о конце. Конце нашей жизни, конце нашей души и Вселенной.
Знание ведёт к пустоте. И тот, кто умножает познания, тот умножает и скорбь.
Даже если этот кто-то маг и без тайного знания жить не может.