Я открыл, как человек может начать презирать самого себя. Это происходит, когда он сознаёт, что поступает неправильно, но не может остановиться.
Дэниел Киз
«Не нужно тебе это видеть. Ты веришь в жизнь после смерти? Ты так молод, у тебя ещё всё впереди», — вертелись в голове слова Импера. Лживые слова поганого лицемера!
— Вы обещали, обещали мне, что с Ульрикой всё будет в порядке! Обещали, что она останется жить!!! Мой ребёнок...
Из глаз ручьём текли слёзы, горло Солкиса пересохло. Он слепо брёл, куда его несли ноги. Неважно куда, он просто не мог вернуться домой. Да и не было больше никакого дома — без жены это был склеп.
Без любимой супруги не было больше вообще ничего, всё утратило всякий смысл. Все его переживания, его никчёмные старания, действия, планы — обернулись прахом, ничем. Его обманули.
Да, его предали! Лицемерный Импер, подлый король использовали и выкинули его, как только он выполнил всё, что от него требовалось! Как только он стал для них бесполезен.
— О да, я знаю, что вы будете делать дальше. Строить из себя посредников, играть в миротворцев! Святоши, что заботятся и защищают граждан, ага. А граждане и дальше будут развесив уши внимать любой лжи, даже если та полностью противоречит тому, что им говорили пятью минутами ранее!
Ярость стремительно замещала душевную боль. Праведный гнев казался абсолютно оправданным. Его предал король, предал Импер. Предали все знакомые и друзья. Они ничего ему не сказали, пытались скрыть от него убийство его ненаглядной! Его предал даже собственный разум, талант. Не промывай он столь умело мозги тупых гномов, и кровавая развязка не наступила столь стремительно!
Его предал народ, позволивший своим невежеством воплотить планы Велера. Его предали все!!!
Предатель. Король-Предатель. Предатель каждый. Предатель он сам.
Мысли спутывались, перед мутным взглядом проносились улицы, дома, силуэты. Но Солкис твёрдо знал главное — планам власть имущих на хрупкий, контролируемый ими мир не бывать!
Его супруга должны быть отомщена. Его нерождённый ребёнок не окажется забыт, ответственные за его небытие должны быть наказаны!
— Отродье. Его якобы убило отродье. Отродья — это вы, заставляющие гнома стравливать сословия под страхом расправы над его беременной женщиной! Отродья — это вы, нарушающие свои обещания, избавляющиеся от гнома, как только тот стал не нужен!
Каким-то животным чутьём Солкис почувствовал, что на него кто-то пристально смотрит. Мутный взор выхватил смутно знакомые очертания. Только сейчас Солкис понял, что всё это время брёл по Пещере ремёсел. Взгляд сфокусировался:
— Отродье — это ты!!!
Невзирая на истошные вопли и брыкания, Солкис целеустремлённо тащил Ханну за волосы на площадь у Верхних ворот.
Беременная гномиха, взятая им в заложники, чтобы заставить засланного в Квартал слугу ввести чернь в заблуждение, была жива и здорова! А его Ульрика, его милая Ульрика, умерла в страшных муках!!! Неужели это справедливо? Почему высшие силы настолько слепы?! Как могли они перепутать двух женщин?!
— Это несправедливо. Это несправедливо! Это несправедливо!!! — взывал Солкис к сводам пещеры. — Это несправедливо…
Что же, в какой-то степени это действительно было правдой. Было несправедливо, что лишь за то, что Ханна оказалась в неправильном месте в неправильное время, её ждёт такая судьба.
— Я говорил вам, что главный зачинщик налётов на склады был схвачен! Обещал вам, что скоро изменник сознается! Что выдаст своих подручных, назовёт имена соучастников преступления!
По приказу Солкиса двое воинов удерживали за руки Ханну. В глазах бойцов читалось недоумение, они словно боялись причинять гномихе боль. Нельзя сказать, что эти ребята отличались высокими моральными качествами, они уже приложили руки, ноги и то, что между ними, к издевательствам над взятыми в заложники женщинам. Но Ханна была беременная, а это всё-таки…
— …ничего не значит! Я знаю, дети не могут нести ответственность за грехи родителей, а не рождённые дети невинны вдвойне. Именно на это и делал расчёт руководитель налётов. Поэтому использовал беременную гномиху для координации действий! И натравил на меня эту женщину по той же причине! Он знал, никто не усомниться в её словах, ни у кого не поднимется рука наказать гномиху в положении! Как подло, как низко, как мерзко.
На площади у Верхних ворот было значительно меньше народа из числа слуг, чем в первый день публичных пыток и казней. И нет, конечно, гномов отпугнуло вовсе не само страшное зрелище — любой знаток душ знает, что подобное зверство обязательно притягивает и возбуждает изрядное количество закомплексованных тварей, — но страх оказаться в числе новых заложников. Извращённое любопытство могло обойтись слишком дорого.
Но Солкису было уже всё равно, обращается он к горстке обеспокоенных нищих или к толпе. О сегодняшних событиях быстро узнают в Пещере все до последнего.
— Следующий приказ отдал мне лично король. Милосердный… но справедливый. Добрый… но твёрдый. Его Величество, Велер Освободитель, желает своим верноподданным исключительно благоденствия! — Солкис выдержал драматичную паузу. — И наказывает вредителей общественного порядка со всей строгостью, независимо от их имущественного положения, независимо от сословия, пола и любых других обстоятельств! Любых других обстоятельств, вы понимаете?! Понимаете, или нет?!
Площадь затихла, даже всегдашние улыбочки на лицах наймитах, обожающих жестокие развлечения, гасли, когда до них начинал доходить смысл сказанного.
— Это гномиха приговорена к смертной казни! К жуткой казни, ибо вина её особенно тяжкая! Она — правая рука главного пособника бесчинств, она поставила под угрозу тысячи жизней! Не надейтесь отделаться за подобные злодеяния быстрой смертью. Всему есть цена и цена предательства — мучительная гибель всего, что вам дорого! А что может быть дороже для женщины, чем вынашиваемый ею ребёнок?
Солкис нарочито медленно повернулся к посеревшей от ужаса Ханне:
— Я лично займусь свершением правосудия.
Он знал, что никто из наймитов не решится публично на зверство, которое он уготовил для жертвы. Он знал, что лишь кровь заведомо невинной души может всколыхнуть запуганное население и разрушить планы власти на хрупкое равновесие. Он знал, что, только погубив окончательно свою душу, сможет действительно отомстить.
* * *
Адрид задыхался. Как ни крути, он был уже довольно пожилой гном и длительная пробежка давалось ему с огромным трудом.
Часть его сознания понимала, спешка бессмысленна. Его голос не имеет значения, спасти Ханну нет ни единого шанса.
Но он бежал всё равно. Задыхался, останавливался, когда в боку начинало колоть. И бежал снова.
Безумие. Остановить это безумие. Солкиса обуяло безумие. Вся эта ситуация — одно сплошное безумие! Его спешка — безумие…
Но настоящим безумием было то, что он увидел, когда всё-таки добежал.
— Смотри, смотри, Адрид. Хорошенечко рассмотри свою проститутку. Это действительно редкий шанс увидеть знакомую женщину изнутри. Как тебе её плод?