Пролог

В том-то и беда со всеми великими откровениями: люди по большей части недооценивают их значения. И только потом мы всё понимаем, только потом. Даже не тогда, когда уже слишком поздно, а именно оттого, что уже слишком поздно.

Ричард Скотт Бэккер

1 В начале было одно лишь ничто — абсолютная пустота. Не существовало ни материи, ни пространства, ни времени.

2 Только Вадабаоф, Господь наш, присутствовал в пустоте, ибо не имел Он начала и формы, был всем и был вне всего.

3 И понял Господь, что силы Его безграничны и решился на сотворение космоса, дабы явить Славу Свою.

4 Взорвал Вадабаоф пустоту, создал материю и пространство, начал вести отсчёт времени.

5 И увидел Господь, что материя хаотична, и придал ей форму звёзд и планет.

6 И носился Вадабаоф между мирами бессчётными, и понял, что камень и пламя не способны восславить Его в полной мере.

7 И сотворил тогда Господь мир наш, чтобы наполнить его тварями всякими. И заставил вертеться планету вокруг звезды тёплой, что Солнцем ныне зовётся.

8 И создал Он воду и воздух, и наполнил океан растениями многообразными.

9 И понравилось Ему лепить формы для жизни, и стал гадами морскими Он населять океан.

10 И решил продолжить эксперименты Господь и поднял из пучин морских твердь земную.

11 И дал имя Он континенту огромному, и зовётся с тех пор материк наш, единственный на планете, Плеромией.

12 И вылезли растения и гады на сушу, и принялся Вадабаоф дальше жизнь совершенствовать.

13 И сотворил он ящериц и зверей диких, и устроил борьбу между ними, дабы твари сами могли совершенствоваться.

14 И увидел Вадабаоф, что среди всех животных оказался человек самым сильным. И удивился немало, ибо не было у твари сей ни длинных когтей, ни острых зубов, ни массы громадной.

15 И понял Господь, что сотворил малую Свою копию, ибо не грубой физической силой, но мыслью своей могуч человек.

16 И открылся тогда Вадабаоф людям, и наставил их славить Его, дабы мог человек стать подобным Ему и на равных парить рядом с Господом в вечности.

17 И осознал Вадабаоф, что следует теперь оставить людей, ибо только по собственной воле смогут они достичь совершенства, не став Его куклами.

18 И покинул Господь Плеромию, оставив человечеству юному Свои наставления и семь архонтов — небесных ставленников Своих над людьми.

19 И жил род человеческий в праведности столетиями, не зная голода, войн или бед.

20 И были счастливы люди, покуда не вкусили плодов запретного Древа Незнания и не забыли оставленные Господом наставления.

21 Ибо решили архонты испытать род людской, и не выдержали мы искушения.

22 И нет с тех пор человеку покоя, и должны искупить мы страданиями великими свой грех незнания тяжкий.

23 И стали архонты вновь наставлять человечество, но каждый по-своему, чтобы вновь выявить самых сильных и праведных в конкуренции.

24 И возникло шесть княжеств великих во главе с архонтами, и ведут они битвы меж собой уже тысячу лет. А седьмой, верховный архонт Абракс, наблюдает за всеми не вмешиваясь. Ибо хранит он наставления Вадабаофа изначальные, чтобы вновь открыть истину народу самому благочестивому.

25 И прозреет когда человечество, вновь наступит Золотой век. И превратится в рай земной Плеромия, и забудут все, что юдолью скорби тысячу лет её называли.

26 И помня муки перенесённые, не впадёт никто больше во грех.

27 И станет человек со временем равен Господу, и будет творить вместе с Ним планеты иные.

Святое Учение. Книга первая. Юдоль скорби

* * *

Дицуда грязно выругался. Стражники оказывали ему куда меньше почтения, чем следовало. Паршивцы чувствовали себя в безопасности: все знали, что после последнего мора властям Гилии резко недостаёт рабочих рук и уж тем паче ручищ, лояльных по отношению к государству. На мелкие преступления смотрели нынче сквозь пальцы, а уж на «воображаемые проступки», коими, по мнению недалёких обывателей, занимались ненавистные инквизиторы, неформально была дана индульгенция. Рядовой инквизитор воспринимался сейчас не как суровый следователь, палач и судья, но как безобидный чинуша низшего ранга, путающийся под ногами в силу отжившей традиции.

— Остынь, приятель, — небрежно бросил через плечо сопровождающий его стражник. — Мы что, по-твоему, должны каждого встреченного на улице оборванца облизывать? Старик выглядел как бездомный бродяга, как с бродягой с ним и обошлись, согласно приказам градоначальства. Разносчики заразы нам в городе накануне Страстного бдения не нужны.

Низкий и узкий коридор наконец-то закончился. Стражник принялся возиться с ключами, отпирая насквозь проржавевший замок.

Дицуда подавил острое желание зажать нос, когда с чудовищным скрипом дверь темницы распахнулась, выпустив наружу давно застоявшийся воздух. Да уж, нечего удивляться, что чума следует в княжестве за чумой: сколько людей ежедневно проходят через такие рассадники паразитов? Посидел в подвальчике пару дней до выяснения обстоятельств или «для профилактики», и заразил весь квартал букетом несовместимых с жизнью заболеваний. Фу, мерзость.

Стражник словно прочёл его мысли. Мерзавец гнусно улыбнулся кривыми зубами, вернее, частью оставшихся жёлтых зубов, жестом приглашая Дицуду войти в помещение:

— Ну, который из них твой несчастный, обиженный ясновидец?

Стараясь не обращать внимания на явную издёвку в голосе стражника, Дицуда осторожно вошёл в камеру к заключённым. Сопровождавший его страж порядка остался стоять в дверном проходе, удосужившись лишь немного осветить подвал едва тлеющим факелом. Что ж, его нежелание лишний раз заходить в плохо проветриваемое помещение было вполне обоснованным. Гниющие тела и лохмотья скученных в небольшой комнатке узников не могли не вызывать отвращения.

Отыскать в полутьме нужного человека оказалось, как быстро понял Дицуда, не столь тривиальной задачей. Бродяги, нищие, оборванцы — у этой категории граждан много не самых ласковых эпитетов, но у всех них есть кое-что общее. Эти полулюди-полуживотные кажутся со стороны совершенно одинаковой серой массой.

— Машиар. Мне нужен Машиар Йот, — борясь с кашлем, постарался громко произнести имя ясновидца Дицуда. — Машиар…

Голодранцы мрачно супились, но молчали. Как бы ни ослабла за последние годы власть инквизиции, но угодить в лапы блюстителям божественного правосудия никому не хотелось, ибо пытать Плеть Господня умела на совесть. Лучше умереть от голода и болезней, чем на столе истязателя, вытягивающего своими страшными инструментами нужные власти слова, жизненную силу и дух.

— Эй, Йот! Кажется, по твою душу пришли, — нарушил тягостную тишину писклявый голос. — Йот! Ты ещё живой, Йот?

Один из оборванцев тормошил за плечо привалившееся к стене тело, закутанное с головы до ног в серую хламиду, практически сливающуюся с окружающей темнотой. Лицо мужчины было скрыто низко надвинутым капюшоном, поэтому неудивительно, что Дицуда не заметил характерный признак искомого человека.

Юный инквизитор подошёл ближе. Резче, чем ему самому бы хотелось, сдёрнул с лица без вины виновного узника капюшон. Ошибки быть не могло. Перед ним находился прославленный ясновидец.

Машиар дёрнулся, приходя в себя то ли после сна, то ли какого-то глубокого транса. Лицо повернулось в сторону зависшего над ним инквизитора.

Дицуда с облегчением выдохнул: ясновидец был жив, несмотря на все злоключения. Зачем-то глядя на давно заросшие кожей пустые глазницы предсказателя, будто эти провалы в черепе на самом деле могли его видеть, юноша официально представился грязному человеку:

— Дицуда Искарод, инквизитор седьмого ранга. Я пришёл, чтобы сопроводить вас…

— Знаю, — вяло махнул ему рукой ясновидец, морщась, словно звонкий голосок молодого инквизитора резал его чуткий слух. — Знаю, юноша. Но не потому, что я такой всевидящий, проницательный. Всего лишь богатый жизненный опыт, подсказывающий, что я опять кому-то понадобился. Впрочем, эта востребованность, как правило, длится недолго. Мало кому нравится будущее, которое я предсказываю.

— Великий магистр… — хотел было возразить ссутуленному мужчине Дицуда, но передумал. Не его, в конце концов, дело, нравятся кому или нет реалистичные предсказания. А вот что касается лично его, то верховному инквизитору точно не понравится даже малейшее промедление. Следовало доставить чудом найденного ясновидца к руководству, а не философствовать о неблагодарности власть имущих.

— Позвольте, я помогу вам подняться, — отбросив всякую брезгливость, Дицуда помог старику встать на ноги.

«Старик» оказался куда крепче, чем можно было предположить, глядя на бесформенную груду лохмотьев. На широких плечах имелось достаточно жёсткого мяса, держался мужичок прямо, только шаги были коротенькими и осторожными, как у обычных слепых.

— Посох, — повернул Машиар лицо к стражнику, когда, держась за руку Дицуды, выходил из темницы. — Верни мне мой посох, ты, сын шлюхи и портового грузчика! Иначе я без всякого ясновидения предскажу твоё будущее. Верней, предрешу, — хихикнул вмиг обрётший какой-то невидимый, но ощутимый ореол величия оборванец.

Дицуда кивнул замешкавшемуся после упоминания родителей стражнику:

— Делай, что говорят! Ясновидец обязательно попросит у Великого магистра что-нибудь взамен на услугу. Ты же не хочешь, чтобы эта просьба касалась твоей выдающейся личности с поистине исключительной родословной?

Посох нашёлся на удивление быстро.

* * *

Великий магистр, верховный инквизитор и просто хороший, по его собственному разумению, человек вошёл в небольшую, но опрятную комнату. Властным жестом велел слугам захлопнуть за ним добротную толстую дверь и убираться подальше. Разговоры людей высокого ранга слышать простым смертным не следует. Чем меньше знает прислуга, тем дольше она проживёт.

Он и сам предпочёл бы сейчас находиться в совсем иной комнате, ничего не спрашивать, ничего не услышать от ясновидца в ответ, а остаться в блаженном неведении. Все слышали заезженную фразу «знание — сила», но не все помнят: знание — это также скорбь и печали. Особенно если это знание ужасного будущего твоего государства.

А в том, что будущее станет сущим кошмаром, у Великого магистра Квимады Лармини не было ни малейших сомнений. Разве когда-нибудь будущее бывает светлым и радостным? Только в фантазиях наивных юнцов и девиц, да в обещаниях власть имущих. Настоящее будущее всегда только мрачное. Оно сулит смерть и страдания — удел всех живущих в этой юдоли скорби.

— Приветствую тебя, Машиар, — выдавил из себя инквизитор. — Не стану врать, что рад нашей встрече. Впрочем, ты это и сам, конечно же, знаешь.

Машиар Йот — человек, ещё при жизни ставший легендой. Вкусивший запретный плод Древа Незнания и не сошедший с ума… Или всё же сошедший? Как определить нормальность в этом ненормальном, проклятом мире?

Верховный инквизитор отбросил крамольные мысли — слишком плотное общение с ересиархами всех мастей не самым лучшим образом сказалось на его ментальном состоянии. Если долго общаться с павшими душами, то даже самый святой дух со временем одолеют сомнения. Последнее громкое дело сильно его подкосило…

— Здравствуй, Квимада, — мягким доброжелательным голосом ответил на приветствие ясновидец. — А я ведь говорил в прошлый раз, что мы ещё встретимся. Причём вовсе не на костре…

Мужичок средних лет расслабленно откинулся на спинку роскошного стула. Мало кто смог бы узнать в этом гладко выбритом, аккуратно постриженном, одетым с иголочки и благоухающим человечке бродягу в лохмотьях, прибывшего в резиденцию несколько дней назад поздней ночью. Баня, цирюльники и портные творят чудеса, которые даже не снились могучим волшебникам. Если бы не страшные шрамы на месте пустых глазниц, Машиара Йота запросто можно было принять за аристократа или обладателя высшего духовного сана.

Либо за ересиарха процветающей секты, кои множились в последние десятилетия как грибы после дождика.

Однако ясновидец не принадлежал ни к первым, ни ко вторым, ни даже к третьим. Действительно уникальная личность.

— Вынужден признать свою неправоту, Машиар. Твоё предсказание оказалось предельно точным, хотя и крайне мне не понравилось. Представление о мире навсегда изменилось, но новые знания принесли лишь страдания, — инквизитор печально вздохнул. — В первую очередь тем, кто стал вестником просвещения. Во вторую очередь всем, внимающим истине. Истина… Это слишком опасная штука, чтобы позволить ей свободно распространяться среди населения.

Ясновидец никак не прокомментировал признание верховного инквизитора. Уж кто-кто, а Машиар натерпелся за эту самую истину столько, что врагу такого не пожелаешь. Люди всегда утверждают, что хотят знать правду без всяких прикрас, но выходят из себя каждый раз, когда кто-нибудь приоткрывает хотя бы часть истины.

Глупцы. Лицемеры! Все хотят слышать лишь подтверждение своей точки зрения, своего взгляда на мир, а не правду. Машиар давно это понял. А потому старался не открывать без крайней необходимости рот, чтобы не получить новых шрамов. По его исполосованной спине и без того можно было изучать счёт до тысячи.

— Ты знаешь цену, Квимада, — слегка растянул губы в улыбочке Машиар. — Чтобы где-то прибавилось, где-то должен возникнуть убыток. Чтобы прозреть, кому-то придётся погрузиться во тьму. Таков порядок, таков закон мироздания. Ничто не возникает само по себе, одно всё время переходит в другое…

Великий магистр прекрасно знал это жестокое правило. Вытащив из-за пазухи небольшую шкатулку, он приоткрыл изрисованную символами веры крышку и медленно подвинул по столу предмет к ясновидцу. Машиар с плохо скрываемым нетерпением нащупал дорогую коробочку.

Чуткие пальцы слепого мужчины скользнули внутрь, поглаживая содержимое дара.

— Хорошенькие. Свежие. Ещё тёпленькие, — проворковал Машиар, вынимая из шкатулки два вырванных человеческих глаза. — Хозяин?

— Совсем молоденький юноша, как ты и просил, Йот. Он, конечно, злостный еретик, но всё равно жалко парня. Моя воля, я бы ограничился отрезанием языка. Этот орган мерзавцу явно мешал, а вот глаза могли ещё пригодиться.

— Ничего, ничего, — на время забыв обо всём на свете, вертел в руках глазки слепой ясновидец. — Всё едино ничего хорошего парень в жизни своей не увидел бы. Я уже чувствую, у него на роду написано, что он неудачник. Пригодятся для более важного дела.

С этими словами Машиар поднёс вырванные сегодня рано утром глаза к провалам на месте своих глазниц. С наслаждением глубоко вдохнул воздух. Нервные отростки отобранных у еретика глаз зашевелись.

Верховный инквизитор с любопытством наблюдал за прозревающим в прямом смысле слова ясновидцем. Он никак не мог определить тип используемой Машиаром магии. Знания истории и логика подсказывали, что прорицатель должен быть либо психиком — искажающим законы реальности чародеем, либо пневматиком — святым, восстанавливающим огрехи в ткани бытия. Большинство слабых пророков и ясновидцев были психиками, сильные прорицатели обычно считались пневматиками, однако временное приращивание чужих органов зрения скорее напоминало методы живорезов. Последние были объявлены вне закона не только в Гилии, но даже в относительно цивилизованных западных и северных княжествах, ибо используемая живорезами магия крови казалась воплощением богохульства. Калеча и убивая свои жертвы, чёрные колдуны масштабировали страдания одного на десятки и даже сотни противников. Они буквально потрошили попавших им в руки пленников, выкашивая целые отряды врагов.

В случае же Машиара Йота всё казалось неоднозначным. Известно, что магию крови можно использовать только для разрушения, однако жертвы знаменитого ясновидца способствовали если не созиданию, то прозрению. Некоторые даже называли Йота кровавым пророком, хотя сам Машиар от подобного титула всеми правдами и неправдами подчёркнуто отказывался, да и за чтением нравоучительных проповедей замечен он не был.

Хитрый мерзавец получил неплохое образование и прекрасно знал, как заканчивают свою жизнь все пророки. «Благодарные люди» обычно разрывают их лошадьми, четвертуют, хоронят заживо или сжигают. А уже потом, спустя сотню лет, бедолаг признают святыми и включают в Учение. В гилизме — государственной религии великого княжества в центре Плеромии — страдание считалось неотъемлемой частью святости. Не готовый страдать ради веры, пророком называться не может.

Машиар Йот относился к превратностям судьбы философски, но страдать ради высших идеалов отнюдь не спешил. Напротив, сейчас он явно наслаждался происходящим, придерживая глазки, вываливающиеся из его затянувшихся кожей глазниц — прочные, но тонкие нити сросшихся нервов не могли долго удерживать позаимствованные органы зрения.

— Я снова смотрю, Квимада! Я снова могу непосредственно видеть мир! Мои глазки, мои новые прекрасные глазки…

Верховного инквизитора слегка передёрнуло. Он повидал немало мерзостей в жизни, но вид норовящих выскользнуть из глазниц органов зрения не мог не вызывать отвращения. Густая сеть обвивающих глаза вен словно пульсировала в такт биению сердца Машиара, зрачки сужались и расширялись слишком быстро для нормального человека. Было во всём этом зрелище нечто глубоко неправильное, противное, богомерзкое.

Тем не менее Квимада деликатно выдержал паузу, позволяя слепцу насладиться непривычными для него ощущениями. Когда Йот как следует осмотрел своё тело, помещение и, конечно же, самого магистра Плети Господней, верховный инквизитор перешёл к сути дела:

— Что ты видишь, Машиар? Что ты видишь своим истинным зрением? Какое будущее ожидает Гилию в ближайшее время?

Глупая улыбочка медленно сползала с лица ясновидца, Великий магистр понял, что тот погружается в транс. Временные глаза значительно усиливали дар предсказания, но оба сидящих в комнате человека знали, что чужеродные органы чувств не приживутся надолго. Следовало использовать дарованные чужими страданиями возможности по максимуму, чтобы жертва не оказалась напрасной.

Машиар уставился новоприобретёнными глазами на инквизитора.

— Что ты видишь? — повторил тот свой вопрос.

— Пустоту… — словно бы не своим голосом проговорил в ответ ясновидец. — Истинную пустоту, поглотившую всё мироздание. Оплетающую наш последний мир словно коконом. Пытающуюся проникнуть сквозь возведённые Демиургом барьеры…

Великий магистр поморщился, опять какая-то туманная эзотерика. Следовало формулировать запросы конкретнее:

— Что ты видишь в Гилии? Когда закончится череда моров?

Машиар сильнее вдавил чужие глаза внутрь черепа, не-его зрачки сильно расширились:

— Природу мора раскроют! Чума искусственна, но естественна, после разоблачения виновных сие бедствие покажется уже не столь страшным. Но никакой передышки не будет, время на зализывание ран обезлюдившему княжеству не дадут, начнётся большая война.

— На Гилию нападут? Откуда? Ератофания, Оноишраст…

Ясновидец кивнул:

— Грядёт воистину кровавая баня. И на сей раз ни одно великое княжество на подмогу Гилии не придёт.

Верховный инквизитор нахмурился, после череды моров Гилия была слаба как никогда. Только масштабной войны, да и ещё и без помощи союзников, не хватало.

— Храни нас Вадабаоф, — не удержался Великий магистр от произнесения имени Господа всуе. — Гилия выстоит? Сколько продлится кровопролитие?

— Война будет яростной, но недолгой. Враги пройдут по великому княжеству огнём и мечом, Второй Храм осквернят, я вижу трупы на Древе Незнания, свисающие с веток вместо плодов! Придёт голод и смерть. Последний Мессия уже изрёк свои первые проповеди. Пустота заберёт причитающее, иллюзии скоро рухнут. Планета больше не вертится. Шар оказался плоскостью. Конец близок.

Квимада Лармини выругался: ну почему предсказания заканчиваются всегда так туманно? С чумой, войной, голодом и другими несчастьями всё плюс-минус понятно — и не такое переживали не раз. История, чтоб её, повторяется. Но вот Последний Мессия, иллюзии, пустота — это магистру определённо не нравилось. Да ещё и опять эта ересь про статичный плоский мир, будь подобная чушь трижды неладна!

— Кто этот Последний Мессия? Какое отношение это имеет к ереси Глариэля? Яснее, Машиар, яснее, ты же ясновидящий, а не базарная шарлатанка!

Машиар не обратил на оскорбление никакого внимания:

— Мессия разовьёт учение Глариэля. Покровы лжи будут сорваны. Все увидят подноготную мира.

— Какую подноготную? Мы ведь полностью выжгли проклятую ересь того сумасшедшего! Наша планета круглая, она вращается вокруг Солнца, какая здесь может быть иллюзия, Машиар? Какой срыв покровов?

Но ясновидец находился в трансе и плевать хотел на элементарную логику, астрономию и другие науки:

— Архонты покинут святилища, сам Вадабаоф будет вынужден спуститься на землю. Последний Мессия погибнет, но заберёт с собой всех. Он посланник. Он проявит то, что скрывалось с момента сотворения мира! Больше не останется ничего…

Верховный инквизитор взял себя в руки. Главное он услышал. Чума и война — остальными материями пускай занимаются мистики.

Он заметил, что из новоприобретённых глаз Йота капает нечто среднее между слизью, слезами и кровью. Глубоко погрузившийся в видения ясновидец сжимал органы зрения слишком сильно. Вряд ли он сможет пользоваться этим подарком хотя бы до вечера.

Впрочем, это совершенно неважно. Инквизиция занимается искоренением ереси и добычей полезных для Гилии сведений, а не благотворительностью или исцелением — для этого хватает других монашеских орденов. Машиара, пожалуй, стоит немножечко придержать в цитадели для уточнения полученных предсказаний, но возвращать тому полностью зрение никто никогда не планировал. Не наберёшься доноров, чтобы один-единственный человечек мог каждый день видеть! Пусть лучше посидит в темноте и поразмыслит над своими пророчествами. Да, бред в конце сеанса действительно больше напоминал пророчество, нежели обычное предсказание.

Великий магистр поднялся со стула и вышел, оставив медленно приходящего в себя ясновидца в одиночестве. Квимаде Лармини слегка приоткрылась завеса будущего, которое крайне ему не понравилось. А значит, следовало начинать действовать.

Ведь будущее узнают не для того, чтобы с предвкушением или ужасом его ожидать. Сильные мира сего хотят знать будущее, дабы успеть к нему подготовиться. И изменить судьбу нужным им образом.

«Природу мора раскроют». «Чума искусственна». Что ж, вот с этого и начнём.

— Дицуда! — магистр поймал в коридоре молодого инквизитора. — У меня есть для тебя ещё одно поручение касательно Машиара. Кажется, вы хорошо ладите, так почему бы тебе не поухаживать недельку-другую за искалеченным человеком? И заодно постараться кое-что выведать…