Легче одурачить людей, чем убедить их в том, что они одурачены.
Марк Твен
— Мы идём в поход! Отымеем гномий сброд! Никаких свобод! Не боимся мы невзгод, отважен наш народ!
Ехавший на телеге позади воинов Рок с завидным упорством из раза в раз декламировал свои нехитрые лозунги. Полноценную походную песню шаман сочинить не сумел, решив компенсировать недостаток поэтических способностей бесконечным повторением ущербных рифмовочек.
Как ни странно, это сработало. Поначалу орки плевались, потом стали передразнивать Рока, а затем стишок вошёл в обиход. Правда, у большинства он ассоциировался не с чем-то радостным и возвышенным, а наоборот, с неприглядной стороной любого большого похода. Воины любили напевать эту ерунду, справляя нужду где попало. «Каменный цветок» легче выходит, когда представляешь неприятную рожу шамана.
— Никаких свобод… Никаких свобод… Никаких…
Для Афелиса стала актуальной исключительно одна строчка. Если на руинах Арнарофера его жизнь была просто тяжёлой, то в походе она стала совершенно невыносимой. Зигарик гонял его и Маврика от зари до заката, выдумывая совершенно бесполезные поручения с единственной целью: загнать юношей до смерти.
От мальчишеской пухлости Маврика не осталось ни следа: щёки втянулись, плечи ссутулились, живот прилипал к пояснице. Афелис выглядел не лучше, но его друг ещё и лишился опеки отца — того оставили в Арнарофере дожидаться возвращения Горрыка.
Афелис подбадривал и поддерживал товарища как мог, стараясь всегда принимать ярость Зигарика на себя. За это приходилось платить непомерно высокую цену в виде незаживающей от ударов плетью спины. Если бы не травки Рока, Афелис наверняка давно бы умер от заражения крови, но шаман всякий раз продлевал мучения юноши:
— Ничего-ничего. Крепче шкура станет, вот увидишь, Аф. Меня дед в юности тоже часто порол, зато я вон как поднялся! И ты когда-нибудь станешь надзирателем над рабами, если проживёшь достаточно долго. Ради столь высокой цели можно и потерпеть.
Не сказать, что подобная перспектива вдохновляла Афелиса. Становиться такой же мразью и предателем, как Зигарик, означало не возвышение, а моральное падение в бездну. Вынужденно мириться со злом и творить бесчинства — совершенно разные вещи, пусть всякие теоретики-моралисты и считают обратное. Легко балаболить, сидя в тёплом помещении в безопасности, гораздо сложнее проявлять крохи чести, когда твоя жизнь постоянно находится под угрозой.
— Отымеем гномий сброд! Отымеем гномий сброд! Отымеем…
Возглавлявшего поход хана Дубака зациклило на возможности поиметь коротышек. Слава Горрыка не давала покоя оставшимся на континенте вождям, все видели в предстоящем сражении возможность показать свою значимость. Ведь что могут противопоставить здоровенным оркам низкорослые гномы? Подумаешь, пятьдесят с лишним лет к чему-то втайне готовились, сейчас бровь поднимем, они сразу по норам попрячутся! Ишь, чего удумали, кусок орочьих земель откусить!
Получивший от Рычачи послание Рок хитро помалкивал. Его папаша, видать, совсем его за дурачка держит?
«Постарайтесь замедлить наступление гномов, но ни в коем случае не вступайте в большое сражение!»
Ну конечно, дожидайтесь, пока с островов все вернутся, чтобы почести победителей опять достались верховному хану и его правой руке! Так не пойдёт, и вообще, письмо до меня не дошло…
— Мы идём в поход! Мы идём в поход! Мы идём в поход…
Напевали на разный лад тысячи глоток, не подозревая об угрозе, что с железной дисциплиной двигалась им навстречу.
Гномы пафосных песен не пели. Они несли миру истину. Единственно верное учение, что было всесильно. Ведь никого, кто смел возражать идеологии Маго Лихнуна, в живых не осталось. Кто раньше, кто позже, но все «в добровольном порядке» приняли мудрую концепцию величайшего лидера. Это ли не неоспоримое доказательство правильности предложенной полстолетия назад философии?
* * *
— Лишь две вещи достойны внимания гнома: общее дело и пар. В первом мы все совместно участвуем, второе всесторонне изучаем и повсеместно используем.
Даскалос Балинович смиренно выслушивал нравоучения надзирателя, которого полагалось называть наставником. Не сильно большого ума гном действовал строго по методичке и три раза в день читал «заблудшим» лекции о лихнизме, требуя от невольников предельной концентрации и эмоциональной вовлечённости.
При каждой многозначительной паузе полагалось хлопать в ладоши или скандировать прославлявшие Маго Лихнуна и товарища Торина лозунги. Тех, кто не проявлял должного рвения, ждало болезненное наказание, а уж если наставник обращался к кому-то с вопросом… Следовало из кожи вон вылезти, но без запинки слово в слово отчеканить зазубренный ответ. Иначе большой беды было не миновать.
Даскалос Балинович за свою довольно долгую жизнь сам успел поработать наставником, а потому считал, что его мучитель не имеет ни малейшего права носить подобное почётное звание. Наставник должен указывать ученикам путь, заинтересовывать, советовать, мотивировать. А не превращать живых существ в големов, тупо следующих любым данным им указаниям.
Однако, несмотря на бушующую бурю в душе, Даскалос Балинович с невероятно восторженным выражением лица хлопал в ладоши, смотрел «наставнику» в рот, славил товарища Торина. Громко выкрикивал правильные ответы на вопросы, пускай и не был согласен ни с единой концепцией извращённой гномьей идеологии.
Он просто хотел протянуть чуть подольше, искал малейшую лазейку в новом порядке вещей, чтобы способствовать возникновению хотя бы маленькой трещинки общественных разногласий. Но чем далее, тем больше у него складывалось впечатление, что за полстолетия промывки мозгов его раса превратилась в толпу пустоголовых фанатиков. Пререкаться и что-то доказывать было совершенно бессмысленно и опасно для жизни.
— Орки, эльфы и люди хотят, чтобы войны длились без конца. Что касается нас, то мы хотим положить конец войнам в самом ближайшем будущем. Поэтому мы выступили в антивоенный поход, дабы полностью обезоружить все заблудшие расы! Мы объявили всему миру войну, но лишь для окончательного предотвращения войн! Это называется диалектикой.
Даскалос Балинович считал, что это называется лицемерием: дождавшись, когда все расы перегрызутся и исчерпают ресурсы, гномы решили добить ослабевших противников.
Ему было совершенно не жаль орков, которые и сами вели себя исключительно вероломно. Ему было не жалко эльфов, столетиями стравливавших «варварские расы». Ему даже не особо хотелось сочувствовать людям: те не могли ни о чём договориться между собой до последнего.
Но его до дрожи в коленях раздражало, что испокон веков все захватнические войны велись не иначе, чем подо лживыми лозунгами. Освобождение угнетённых, установление мира, восстановление справедливости, правдивой правды и всё в том же духе. Война — это война, а не мир, и чем ты её ни оправдывай, она остаётся войной. А война не приносит простому народу ничего, кроме смерти, горя и разрушений.
— Если говорить о нашем желании, то мы не хотим воевать ни одного дня. Однако обстоятельства вынуждают нас воевать, и мы доведём войну до конца! Больше не останется в мире силы, способной бросить вызов нашей вере, нашей идеологии, нашей истине!
Частично Даскалос Балинович с этим утверждением был согласен. Такими темпами скоро в мире не останется вообще никого, так что выжившие смогут объявить истиной в последней инстанции всё что угодно.
— В ходе нашей борьбы мы раз и навсегда покончим со всеми врагами гномьей расы, тысячелетиями досаждавшими нам, пытавшимся отнять наши горы!
Ну конечно, люди прямо спали и видели, как бы отнять у гномов их несчастные подземные норы. Эльфы тем паче чурались угольной пыли, словно та была заразной. Орки… Орки есть орки, им всегда мало.
— Но отныне наш народ поднялся с колен, расчесал бороды, распрямил плечи! С клановыми интригами покончено навсегда! Теперь мы едины, равны и могучи! За нами присматривает мудрейший товарищ Торин, мы не можем потерпеть неудачу! Учение Лихнуна всесильно, добро победит!
Кто-нибудь видел, чтобы зло когда-нибудь называло себя злом, а не прикидывалось добром? Кто-нибудь… Орки не в счёт.