Гипотеза о Боге даёт ни с чем не сравнимую возможность абсолютно всё понять, абсолютно ничего не узнавая.
Братья Стругацкие
Дайте человеку крайне упрощённую систему мира и толкуйте всякое событие на базе этой упрощённой модели.
Такой подход не требует никаких знаний.
— Признаюсь, я несколько удивлён тем, что Дорки до сих пор придерживается оборонительной стратегии. Не очень-то похоже на методы нашего бравого вождика. В его стиле было бы психануть и давно уже повестись на очередную грязную провокацию. Кто-то или что-то его явно сдерживает… — глубоко задумавшийся Скалозуб рассуждал вслух, совершенно не беспокоясь о навострившем уши любопытном подростке. — «В конце концов, сейчас я не в том положении, чтобы лишний раз осторожничать. Всё или ничего, и никак иначе!»
— Но как кто-то может указывать Дорки, если он и есть самый главный?! — искренне удивился наивный парнишка. — Ведь все называют его Вождём! И все боятся, когда он чем-нибудь недоволен…
Скалозуб хмыкнул:
— Хех, мой юный доверчивый друг, если бы всё было так просто и очевидно! Да, у Дорки в руках нынче сосредоточены огромная сила и власть. Что правда, то правда. Но я бы не считал его ровней Маронону или, пусть даже, вторым гномом в Оплоте. Слишком быстро он вознёсся, слишком мало у него знаний и опыта, чтобы я поверил, будто никто ему не помог. Что ж, пожалуй, всё сходится…
Григги озадаченно уставился на странного заключённого. В ответ тот молча окинул юношу взглядом, легонько покачал головой, словно соглашаясь с собственными умозаключениями, и снова ушёл в себя.
Прошло довольно долгое время, прежде чем Скалозуб снова заговорил, вернее воскликнул:
— Пастырь был прав, старый хитрец, как всегда, уловил самую суть! В конфликте черни со стражами замешана третья сила, которая терпеливо выжидает свой час. Иначе объяснить все хитросплетения нынешней ситуации попросту невозможно! Посуди сам, Григги, — ошарашенный вид подростка, застывшего с открытым ртом, свидетельствовал о крайне напряжённом интеллектуальном усилии оного. — Когда единственный поставщик отказывается вести дела с чернью, у Дорки откуда-то берётся еда. Целая куча еды, дабы прокормить прорву отчаявшихся мужей! Никогда в жизни не занимаясь ничем окромя разбоя, глава маленькой шайки вдруг с ходу берётся за строевую подготовку огромной толпы. Додумывается вооружить челядь простым и эффективным оружием, напоить для храбрости дурманящим зельем. Выдаёт речи, коим позавидовал бы профессиональный оратор. Разрабатывает блестящий план нападения. Производит расчётливую вылазку в Пещеру ремёсел, где бывал от силы пару раз в жизни. Избегает противостояния со стражами в открытом бою…
Увлёкшийся суждением гном отрицательно покачал головой:
— Я могу, конечно, поверить, что у Дорки действительно имеются некие врождённые качества лидера. Что определённые подсказки наш вождик получает от Леха, хотя… судя по пренебрежению, с которым Дорки относится к толстяку… сомнительно, чтобы к мнению торгаша в настоящее время серьёзно прислушивались.
Мда. Боюсь, Лех отведённую ему роль уже отыграл. Хм, на чём я остановился? А, так вот. За Дорки просто обязан стоять кто-то гораздо более дальновидный, влиятельный и богатый!
— Но зачем кому-то столь значимому нужна, как ты любишь там говорить, «чернь»? Почему нам помогают? — не унимался подросток.
— Нужна чернь?! Помогают?! — Скалозуб скорчил такую гримасу, будто большей глупости не слыхивал отродясь. — Григги, я не думаю, что истинному зачинщику междоусобицы нужна чернь. Что подстрекатель помогает бедным из доброты душевной и вообще, хотя бы чуточку беспокоится о судьбе малоимущих. Любую смуту заводят всегда ради одной-единственной цели — захватить власть.
Законнорожденный мрачно сплюнул. Чем дальше, тем меньше он верил в чьи бы то ни было благие намерения. Особенно когда дело касалось больших денег или влияния.
— Мы… мы просто расходный материал, да?
Умудрённый жизненным опытом гном тяжко вздохнул:
— Боюсь, что именно так.
Рассуждения рассуждениями, а телесные потребности никто не отменял. От голода кружилась голова, подкашивались ноги, дрожали пальцы на вяло болтающихся в колодках кистях. Предательская слабость лишала воли, способности ясно мыслить, даже говорить было весьма тяжело. А ведь с момента показательной казни прошла от силы неделя.
Какими бы ни были скудными подачки Хиггинса во времена первого заключения, похоже, именно благодаря им Скалозуб сумел продержаться столь долгое время. Сейчас дело обстояло куда хуже. Рассчитывать на помощь Григги, который сам едва урывал объедки от заметно уменьшившегося пайка воинов свободы, не приходилось.
Скалозуб не хотел, крайне не хотел прибегать к этой возможности, понимая, что рискует подставить друзей, но другого решения не находил. Не было у него и уверенности, что затея не провалится ввиду каких-либо непредвиденных обстоятельств:
— Григги, мне снова нужна твоя помощь. Боюсь, мне ещё далеко до великих святых и без жратвы я в очень скором времени либо превращусь в безвольный овощ, либо, того паче, воссоединюсь с Праотцом. И в том и в другом случае, оставив паству заблудшую на заклание стражам… — невероятно уставшего вида гном всё же нашёл в себе силы саркастически усмехнуться. — Прости, что разочаровал тебя, юный друг, но что есть, то уж есть. А есть, как ты видишь, нечего абсолютно. Ты должен на время покинуть меня. Не бойся, это не займёт много времени и ничего страшного не случится. Сбежать у меня навряд ли получится, а защитить меня, случись что, ты, один пёс, не сможешь.
Дуй к Хогу. Знаешь такого коренастого мужичка? Вот и славненько. Передай, что ты от Скалозуба. Не от Безбородого, именно «от Скалозуба», сечёшь? Скажи старому вояке, что я всё ещё жив, собираюсь бороться, и мне очень нужна его помощь. У Хога должны были остаться, хм, питательные экстракты погибших зверюшек, которые я совсем не прочь бы отведать. В виде супчика, скажем. Да, и желательно во фляге иль глиняной бутыли какой, чтобы не привлекать лишнего внимания…
Скалозуб мечтательно облизнулся, однако быстро опомнился, заметив реакцию паренька:
— Эгей, не надо на меня так пялиться, раскрыв рот! Поверь, я в трезвом уме и твёрдой памяти. Ну, по крайней мере, пока…
Послушай, тебе не обязательно понимать, просто передай Хогу всё слово в слово, лады? Увидишь, он мигом смекнёт о чём речь! Да и тебе, перепадёт от доброй души, зуб даю!
* * *
Выверенными движениями Кларк в очередной раз до краёв наполнил водой сначала одну, а затем и вторую садовую лейку. Балансируя изрядно потяжелевшими сосудами в обеих руках, молодой гном шустрыми шажками направился от ручья к уже начавшим усыхать кустам грибокартошки. Лейки болтались всего в нескольких сантиметрах над землёй, рискуя пролить содержимое раньше времени, но безупречно скоординированный юноша вновь умудрился донести воду до цели, не пролив мимо ни капли.
Пастырь восхищённо покачал головой. Прошло всего несколько дней, а Кларк приноровился использовать свисающие с предплечий толстые верёвочные петли лучше, чем оные криворукие гномы управляются данными от самого рождения здоровыми конечностями.
Пророк вновь покачал головою, на сей раз задумавшись об удивительной природе гномьего естества.
Сколь же долго он бился, пытаясь привести в чувство ушедшего в глубокую депрессию парня? Слова не могли помочь горю. Искалеченный жестоким подонком, в одночасье утративший до конца своих дней возможность заниматься любимым делом, жонглёр и трюкач потерял всякое желание жить.
Смерть Хиггинса, мученическая казнь Фомлина, которую прямо-таки с садистским упоением во всех подробностях расписал узникам Харшег, самый мерзких из трёх приставленных к гномам тюремщиков, изощрённая пытка несчастного Безбородого — всё это также никак не способствовало оптимистичному настроению. Заметно приуныл и сам Пастырь, какие уж тут подбадривания молодых подопечных…
Единственное, чем тешил себя в тот мрачный период старик, был никем не замеченный во время битвы побег Гмары и Жмоны. Пастырь искренне благодарил Праотца за практичность и врождённую трусость, дарованную свыше женскому полу. Останься те помогать в обороне мужчинам, и один Всеобъемлющий ведает, на что хватило бы буйной фантазии «воинов чести, свободы и равенства». После сотворённого с Кларком, Фомлином и Безбородым, у давно переставшего питать иллюзии в отношении нравственности гномов пророка не было уверенности, что дело ограничилось бы банальным изнасилованием немолодых уже женщин… Тем не менее, судя по тому, что о двух барышнях никто из надсмотрщиков не единожды не обмолвился, те сумели укрыться у Хога и пребывали теперь в относительной безопасности.
Пришедший в себя сразу после отхода Хиггинса в мир иной Бойл выглядел рассеянным и будто бы всё время чем-то глубоко потрясённым. Бедняга получил серьёзное сотрясение, его постоянно мутило, а скромный ежедневный паёк частенько покидал желудок хозяина в самый неподходящий момент. Надзирателей, однако, сие нисколько не волновало и всех троих: старика, безрукого калеку и еле державшегося на ногах «имитатора» — исправно выгоняли в сад на работу. В первый же рабочий день Бойл пронёс лейку с водой ровно три метра, после чего благополучно «прилёг» прямо на куст с несчастными помидорами. Пастырь корячился за всех целый день, в связи с чем к вечеру едва мог разогнуть перетруженную тасканием тяжестей спину. Сколь бы не был крепок пророк, возраст давал знать своё.
Вынужденно забросив поливку, пророк переключился на циклирование «ночи и дня», но вид усыхающих с каждым днём растений не мог никого долго вводить в заблуждение. Тюремщики зловеще скрежетали зубами, явно неудовлетворённые результатом. Косые взгляды на Бойла и Кларка не сулили парням светлого будущего. Не желая провоцировать бандюганов на рукоприкладство, Пастырь попытался снова взяться за орошение. Превозмогая боль, старичок мужественно надрывался целых полдня, после чего также «прилёг» между грядок неподалёку от Бойла. Морально готовясь к грядущей каре и истово молясь Праотцу, пророк неожиданно услышал спокойный и требовательный голос Кларка, обращавшегося к уже потиравшим в предвкушении руки надсмотрщикам. Похоже, те были озадачены и сбиты с толку не меньше многомудрого гнома, но в точности исполнили просьбу калеки.
Вот так, обретя новые «руки», Кларк выручил и друзей и себя, положив конец гнетущей атмосфере апатии и безнадёги.
— «Трудитесь, дети мои, трудитесь, сил не жалея, и буду благоволить Я вам, а в доме вашем да будет достаток! А кто отлынивает и работы боится, на того ниспошлю думы тяжкие, мысли безрадостные! Ибо таковая Моя третья заповедь народу гномьему», — продекламировал пророк «Всеобъемлющего», обращаясь к начавшей вновь цвести грядке.
* * *
От удовольствия Скалозуб закатил глаза. Густая похлёбка приятно растекалась по телу, неся с собою живительную энергию и надежду. Как обычно, Хог не подвёл.
С трудом оторвавшись от фляги, пленник обвёл взглядом площадь. Опасения оказались напрасны. Немногочисленные в последнее время прохожие не обращали на двух отверженных гномов никакого внимания. Тем не менее, как любил в своё время говаривать Фомлин: «лучше перебздеть, чем вляпаться очередной раз в дерьмо!» Осмотрительность — главный залог безопасности.
— Спасибо, Григги, теперь я чувствую себя гораздо лучше!
Подросток и сам весь лучился от счастья:
— Они пообещали приготовить нам супчик и завтра! — забитый юноша облизнулся. Как и было предсказано, его не отпустили из дома голодным. — Надо же! Сказать по правде, Безбородый, я решил, что ты окончательно спятил… Не думал, что твои друзья такие крутые!
Скалозуб нахмурился:
— Друзья? С Хогом был кто-то ещё?
— Да, две добрые женщины. Шмара… или Гмара, блин, как там её? И ещё одна. Ну, другая! Уф, как сказать? Которые с бывшим старостой жили всё время! — косноязычно, но при этом доходчиво объяснил паренёк.
— Что ж, сие замечательно… — широко зевнув, промолвил начавший клевать носом узник.
После долгого голодания обильный приём пищи подействовал усыпляющее на измученного многострадального гнома. Веки налились тяжестью, и, решив позволить себе прикрыть глаза «всего на минутку», Скалозуб незаметно для самого себя задремал.
Царство миражей и иллюзий гостеприимно распахнуло объятия.
— К-к-кларк? Кларк… Не может этого быть. Не может никак!
На подкашивающихся ногах Скалозуб подошёл к раскачивающемуся на верёвке покойнику. Плача, упал на колени, обнял мертвеца за лодыжки. Почувствовал безжизненный холод ступней.
— Праотец, смилуйся… Нет. Нет! Пожалуйста, н-е-е-ет!!!
Ошеломлённый трагедией гном завыл во весь голос:
— Кларк! Дружище… Мой братец! Зачем?! Почему?!
Ответом была тишина.
Прошла, наверное, вечность, когда, выплакав до последней капли все слёзы, Скалозуб наконец поднялся с колен. Разбитый трагедией гном растерянно оглянулся по сторонам.
Окружающий пейзаж был воистину странным.
Во все стороны, насколько хватало взгляда, простиралось громадное, практически ничем не заполненное пространство. Пол, целиком покрытый колышущимся зелёным покровом, то плавно понижался, то вновь поднимался, образуя на земле гигантские бугры. От изумления забыв даже про хладный труп друга, гном с запозданием понял, что сам стоит на вершине одной из возвышенностей — для того, чтобы подняться на другой подобный нарост потребовалось бы по меньшей мере полчаса интенсивной ходьбы.
Подняв голову вверх, Скалозуб поразился ещё сильнее. Пещера была настолько обширной, что её свод терялся в недосягаемой высоте. Не видно было ни одного светляка-сталактита, однако светился будто бы сам потолок. Серо-белое свечение лилось отовсюду.
— Неужто, — пронзила гнома невероятная мысль, — неужели я попал в рай?!
Болтающийся рядом на искривлённом, почерневшем от старости дереве труп как-то не особо соответствовал описанию чудесного места.
— Рай?! Забудь про сии глупости, друг, — до боли знакомый голос раздался откуда-то сзади.
От неожиданности Скалозуб вздрогнул всем телом. Дёрнулся, резко поворачиваясь навстречу товарищу, но никого не увидел.
— Фомлин? Фомлин… — оказалось, что слёзы выплаканы вовсе не все. Стоявший на вершине холма гном разрыдался опять.
— Ну-ну, ладно уж тебе. Успокойся, дружок. Не стоит таких треволнений, — говорящего по-прежнему не было видно, один лишь звук разносился словно бы отовсюду. — Я рад, что ты всё ещё жив и здоров. Несмотря на все выпавшие на твою долю страдания...
— Фомлин! Почему я не вижу тебя?! Где ты, мой побратим?!
Сколь ни вертел головой Скалозуб, кругом простиралась лишь безграничная зелёно-серая пустошь.
— В твоём сердце, дружище, в твоём сердце и воспоминаниях. Где же мне быть ещё, я ведь умер! — в голосе старосты послышались нотки горькой самоиронии. — Тпру! Не надо переживать, мне здесь вполне уютно и хорошо. Уж точно не хуже, чем в подлом мире снаружи!
— Мне так тебя не хватает…
— Знаю, Безбородый. Поверь, я всё про тебя теперь знаю. Знаю, понимаю, но ничем помочь не могу…
Тяжёлый вздох, словно порыв ветра, прокатился над самой вершиной холма.
— Наше время истекает, мой друг. Вскоре ты проснёшься и начнёшь творить доселе невиданное! Эх, а я-то, старый болван, не верил во Второе пришествие Мерхилека…
Скалозуб отчаянно замотал головой:
— Проснусь? Творить невиданное? Мерхилек?! Фомлин, я не понимаю тебя! Где мы?! Кто убил Кларка? Почему ты прячешься от меня?!
— Прости, Безбородый, но у меня нет ответов. Я всего лишь разыгравшееся воображение в твоём разуме. Скоро ты сам всё увидишь своими глазами. Мне нечего больше добавить. Ведь я — это ты…
— Ты!!! — истерично взвыл незнакомый мужик, направляясь прямиком к Скалозубу. — Ты ответишь мне, Безбородый!
Едва очнувшись от безумного сна, закованный в колодки страдалец понял, что попал в новый кошмар. Вот только здесь проснуться уже не получится.
Взбудораженный тип быстро приближался, преувеличенно размашисто поднимая и отводя назад руки в такт широким шагам. При других обстоятельствах, энергичная ходьба странного гнома могла показаться забавной, вот только в его нынешнем положении Скалозубу было отнюдь не до смеха. Закрутив головой, узник отчаянно пытался найти возможную помощь в лице юного сотоварища. По закону подлости, в самый нужный момент Григги и след простыл.
— Ну что, законновысерок, вот ты и попался!
Резко остановившийся в полушаге от пленника гном был явно из тех, про кого говорят «поехала крыша». В случае с данным индивидуумом крыша, похоже, поехала не только в переносном, но и в самом что ни на есть прямом смысле — голова незваного гостя была плотно обмотана тряпками, насквозь пропитавшимися кровью у самой макушки. В глазах застыл шок. Потрясение читалось на не обременённом интеллектом лице, неразрешимый вопрос, требующий немедленного ответа! Ответа, который Скалозуб судорожно пытался придумать, не дожидаясь, пока его спросят.
— Наконец ты явился ко мне, избранный сын! — что за пургу он несёт, Скалозуб понял уже с опозданием. Совершенно непостижимым образом слова сами лились из него: — Наклонись, я хочу тебя рассмотреть!
И без того озадаченный одному Праотцу известной дилеммой, раненный в голову гном выглядел вконец сбитым с толку. Он будто бы колебался, не в силах принять решение.
Несколько мучительных мгновений Скалозубу казалось, что незнакомец вот-вот взорвётся. Психанёт, жестоко накажет беспомощного, закованного в колодки власть в прошлом имущего, удумавшему насмехаться над нищебродом. Однако вместо этого гном молча склонился, практически соприкоснувшись лбами с узником.
Двое, каждый по-своему, сумасшедших долго смотрели друг другу в глаза.
От ядрёного, ни с чем не сравнимого запаха мухоморной настойки у Скалозуба перехватывало дыхание. Казалось, страшная вонь сочится из самых пор жутковатого посетителя. Отвернуться, к несчастью, не представлялось возможным. «Избранный сын» не моргая смотрел на него, и Скалозуб отвечал ему тем же. Борясь с невероятным внешним и внутренним дискомфортом, прилежный ученик Пастыря незаметно для себя самого погрузился в медитацию, всё дальше и дальше проникая в глубины широко распахнутых глаз стоящего перед ним гнома.
— Эй, Торк, чего й ты так вылупился? Законнорожденного впервой в жизни, что ли, увидел?! Ты ж только вчера с ихними защитниками переговоры вёл, пока тебе башку из арбалета чуть не снесли! — прибывший на подмогу Григги вынудил раненного на всю голову гнома оторвать, наконец, от Скалозуба свой пристальный взгляд.
— Он знает! Он всё знает! Всё! — дрожащей рукой Торк указал парню на получившего возможность сморгнуть Скалозуба. — Я видел! Видел это в его глазах! Он, он…
Под ошарашенными взглядами подростка, заключённого и шедших мимо по своим делам гномов, Торк безудержно разрыдался, затем плюхнулся на колени. Согнувшись, принялся со всех сил лупить по земле кулаками.
Несколько прохожих с опаской подошли к бьющемуся в конвульсиях гному. Прочие очевидцы странного поведения остановились, забыв, что куда-то спешили, однако приблизиться к раненому воителю не решались.
— Он же пророк! Пророк, понимаете?! — распугав всех, резко вскочил с колен познавший таинства бытия избранный. — Его обучал Пастырь! Гномы, да что с вами, неужто не видите?! Безумцы, слепцы!
«Безумцы» не шевелились, застыв все как один с открытыми ртами.
— Дедушки больше нет с нами. Старик передал свои знания и ушёл. Безбородый — наш новый пророк!
* * *
— Давай шевели быстрее копытами, ссаный пророк! Пора в конуру! — надсмотрщик немилосердно отвесил крепкий пинок старику, загоняя того обратно в кладовку.
От силы удара Пастырь едва не поцеловался с противоположной стеной, лишь в самый последний момент успев выставить руки. Позади с грохотом захлопнулась дверь.
Потирая ушибленные кисти и зад, пророк так и остался стоять у входа, щурясь в царивший в комнате полумрак. В принципе, вглядываться было особенно не во что, за последнюю неделю в обстановке мало что изменилось.
Единственным достойным внимания новшеством являлся лежащий в дальнем углу матрас. Мастерски изготовленный Бойлом по наущению Пастыря лежак, конечно, не имел в полной мере права именоваться столь гордым словом, но… после твёрдого холодного пола старик радовался пованивавшему перегноем ложу больше, чем самой мягкой кровати, на которой когда-либо спал. Листья грибокартошки, один пёс, в хозяйстве без кротосвинок ни на что не годились, ну а от нескольких оставшихся без покрывал светлокамней, «ночи» сильно светлее не станут.
Состояние Бойла заметно улучшилось. Пусть, таскать тяжёлые лейки с водой ему по-прежнему было противопоказано, по крайней мере, его перестало штормить и выворачивать наизнанку, стоило пройти по прямой больше трёх-четырёх шагов за раз. Юный гном активно помогал Пастырю снимать и накрывать попонами светлокамни, пропалывать сорняки, тырить втихаря от злых надзирателей помидоры и огурцы, в общем, заниматься не требующей особых усилий работой. Сейчас выздоравливающий молчун сидел на краю матраса, играя с неугомонным Кларком в их странную игру.
Бойл резко выбросил правую руку вверх и чуть в сторону, моментально отдёрнул назад. Безрукий калека оказался шустрее. Петля точно накрыла условленную цель, Кларк крутанул предплечьем, надёжно фиксируя кисть своего оппонента, потянул руку к себе. Бойл сдался. Опять.
— Поверить не могу, что тебе удаётся так ловко орудовать этими штуками! — присвистнул наблюдавший со стороны Пастырь. — И главное, насколько быстро ты учишься владеть своим инструментом! Вспомни, ещё недавно ты еле мог обвить петлёй неподвижную цель, а тут вытворяешь такое!
Кларк слегка улыбнулся, кивком подал знак Бойлу, чтобы тот продолжал. Несмотря на крайне утомительные рабочие дни, такие тренировки длились не менее часа.
— Дай бог, дай бог… — уже тише добавил пророк, в душе искренне радуясь успехам, казалось бы, безнадёжно сломленного юного гнома.
* * *
Над опустевшей площадью царила та атмосфера спокойствия и умиротворённости, что свойственна так называемым вечерам. Большинство гномов заканчивали свои суетные дела и шли отдыхать. Никто не ведал точное время, ибо единственные в Квартале часы остановились лет сто, наверно, назад, а их починкой не озадачилась ни одна живая душа. Тем не менее загадочным образом каждый знал, когда пора прекращать шум и гам, чтобы не мешать другим спать.
В одной древней книжке Скалозуб даже вычитал объяснение данному феномену, но счёл его вздорным. Якобы за ощущение суточных циклов отвечает скрытый внутри головы третий глаз! Ну-ну. Нет, известно, что некоторые гномы могли, например, жопой чуять опасность, однако предположений об органах чувств в заднице никто почему-то не выдвигал… То ли дело дополнительный глаз! Его старался развить каждый верующий во всякую чушь адепт очередной истины. Да что там, сам Пастырь, несмотря на всю свою мудрость, использовал этот термин, объясняя Скалозубу концепцию отрешённости. Чего тогда ожидать от рукописи, написанной в Дороковые ещё времена? Тем паче, учитывая, что в том же опусе автор утверждал, будто гномы произошли от животных, которые произошли от ящериц, а те, в свою очередь, от рыб и так далее, чуть ли не вплоть до самых маленьких червяков, — в таком контексте удивительным представлялся скорее не теменной глаз, что, по крайней мере, действительно присутствовал у некоторых рептилий, а то, что фантазёр заодно не приделал гномам хвостов, рогов и копыт! Что говорить, мракобесие, похоже, процветало во все времена.
Торку наконец-то удалось раздуть угли, и в окаймлённой камнями ямке затлел огонёк. Странный гном радостно потёр руки, с гордостью посмотрев на провозглашённого им самим же пророка. Скалозуб слабо понимал, чего хочет от него сумасшедший, а потому на всякий случай великодушно кивнул. Лицо новоявленного «сына», к тому же по непонятным критериям «избранного», расплылось в широкой улыбке:
— Безбородый пророк и пацан, верно, голодны? Не беда, скоро Торк всех накормит!
Григги и Скалозуб обменялись недоумёнными взглядами. Раненный в голову гном был последним, от кого стоило ожидать помощи. Тем паче, когда голод стал нормой практически повсеместно.
— Сейчас разгорится и мы как следует поедим! Смотрите, что я припас!
Безумец вытащил из-за пазухи три дохлых крысы. Держа за хвосты, продемонстрировал добычу шокированным товарищам. Дело в самом прямом смысле начинало попахивать жареным.
— Свеженькие, только сегодня поймал! Ммм… — Торк с любовью прижал грязные мохнатые тушки к груди. — Эх, съел бы всех сам, но нельзя. «Поделись грибокартошкой с ближним своим и да воздастся по щедрости твоей троекратно!» Разве ж не так говаривал Мерхилек?
Скалозуб подавил подступающий рвотный позыв и, преодолевая отвращение, согласно кивнул. Очевидно, у их нового друга не все были дома, а посему следовало проявлять осторожность. Григги с несчастным видом переводил взгляд с одного сумасшедшего на другого. Торк же, периодически поддувая угли, споро освежёвывал крыс.
— Не будем полностью шкурку снимать, а то мяско оторвём, — доверительно сообщил повар, помещая тушки над тлеющим костерком.
От резкого запаха палёной шерсти у Скалозуба заслезились глаза. Даже гниющая голова старосты, прибитая совсем рядом к створкам колодок, казалось, перестала вонять.
— Ну, кто хочет попробовать мою стряпню первым? — Торк вытащил нанизанных на штыри крысы из импровизированного прямо посреди площади костерка. Протянул одну побледневшему Скалозубу. — Пророк?
— Нет, спасибо, но я не голодный… — едва сумел промямлить несчастный. — Вы ешьте, ешьте, потом покормите и меня. Сам же видишь, руки у меня не при делах, самостоятельно я поесть не могу. — Выкрутился из затруднительного положения скованный узник.
Довод оказался достаточно убедительным. Дав скорчившему брезгливую мину подростку одну из поджаренных тушек, Торк с упоением впился зубами в свою порцию мяса. Громко чавкая и урча, гном с аппетитом слопал крысу практически целиком, выплюнув лишь самые крупные кости.
Григги с открытым от удивления ртом наблюдал за блаженно прикрывшим глаза ненормальным, что почёсывал себя нынче по животу. Поднёс подарок к лицу, повертел так и этак, понюхал. Осторожно куснул. Медленно пожевал. Затем быстро и жадно сожрал всю свою долю.
Скалозуб изумлённо таращился на теперь уже двоих шибанутых, всей душой желая вырваться из колодок и удрать отсюда как можно дальше.
Паренёк подошёл к самодовольно улыбающемуся Торку и взял у него последний, предназначенный для пророка кусок. Повернулся к своему подопечному.
— Григги, если тебе так понравилось, можешь съесть мою долю! — юноша, однако, направлялся прямо к нему с явным желанием поделиться. — Дружочек, не надо! Это плохая, очень плохая идея, есть грызунов! Ты же знаешь, они самые грязные и мерзкие существа! Разносчики всякой заразы и… и просто я их боюсь! Не надо, прошу, не надо кормить меня как ребёнка!
Подросток неумолимо поднёс к лицу Скалозуба заботливо приготовленный Торком кусок:
— Жри крысу!