Зло, чтобы существовать, должно притворяться добром. Оно безнравственно уже этим притворством.
Борис Пастернак
Зло всегда обладает комплексом неполноценности: оно не смеет быть откровенным.
Похоже, она до сих пор не признала в гноме, перевоплотившимся в женщину, своего «ненаглядного». Скалозубу, однако, такое положение дел было на руку. Слишком бурные страсти кипели в израненном сердце, слишком много событий произошло за сегодняшний день, слишком высок был риск предприятия, кое он столь безрассудно затеял. Для разговора по душам худшего места и времени найти было попросту невозможно! А потому, он молча плёлся вслед за столь же немногословной девицей. Узкая и тёмная лестница вилась, казалось, целую вечность, хотя в действительности время подъёма составило от силы пару минут.
«Что толку выяснять отношения, если шансы пережить встречу с Предателем стремятся к нулю? Да и не всё ли тебе фиолетово, с кем эта дрянь переспала до, после или даже „во время“ тебя?»
Тем не менее сей вопрос оставался для него по-прежнему крайне болезненным, с расстройством отметил про себя Скалозуб. Считать изменницу мёртвой это одно, видеть же хрупкую шею на расстоянии вытянутой руки и не впасть в искушение — нечто, требующее гораздо больших душевных усилий.
— Дошли, — Бригитта указала светлокамнем на массивную, хотя и довольно узкую дверь. Как в столь малый проход протискивался толстый евнух, Скалозуб представить не мог.
Пыхтя, сопя и топая, как стадо кротосвиней, за ними поднялись Велер и остальные.
— Я вас очень прошу, раньше времени не высовывайтесь. Если Король заметит…
— Да понял я, парень! Неужто считаешь, что я такой же псих, как и ты?! Ворвёмся в зал, когда взаправду сможем помочь, а не сдохнуть с бравыми криками на устах.
— Хорошо, — глубоко вздохнул и выдохнул Скалозуб. — Ты готова?
Бригитта, как обычно, ничего не ответила.
— Открывай!
В первое мгновение он чуть не ослеп. После тьмы скрытого хода неестественно яркий свет рун резал глаза словно нож. Что-то зашипело, полыхнуло, невероятная сила буквально впечатала его в стену. Грудную клетку сдавило, вышибив весь воздух из лёгких. Не будучи способен пошевелиться, горе-затейник превратился на миг в живой барельеф.
Столь же внезапно невидимая хватка ослабла. Продолжая бороться с исчезнувшим сопротивлением, Скалозуб по инерции повалился вперёд. Череп, казалось, сейчас вот-вот лопнет, из носа каплей за каплей покидала бренное тело красная жидкость. Второй раз за сегодняшний день его вырвало, теперь уже исключительно желчью.
Из-под сощуренных век измученный гном разглядел удаляющуюся спокойной походкой Бригитту. С великим трудом найдя в себе силы подняться с колен, он сделал несколько неуверенных шагов следом за проводницей.
Вновь бахнуло, причём с такой мощью, что Скалозуб даже не удивился, поняв, что снова лежит на полу. В ушах звенело, громадный зал ходил ходуном. Несчастный авантюрист что есть духу цеплялся ногтями за гладкие плиты, распластав руки и ноги в разные стороны, и тем не менее всем естеством ощущал, будто скатывается куда-то в бескрайнюю пропасть.
Так же нежданно как начался, «шторм» прекратился. Жадно дыша, Скалозуб ловил грудью воздух, сведённые судорогой пальцы медленно разжимались. Мраморный пол приятно холодил горячую щеку.
Минула, наверное, тысяча лет, когда он сумел наконец приподняться на четвереньки.
— Хитрый план такой хитрый, — спокойный уверенный голос отдавался неприятной вибрацией внутри черепа. — Говоришь, этот тип у них за старшого? Да уж, клоуны, как есть клоуны! Маскарад идиотов, и только!
До Скалозуба дошло, что «сиськи», накладные волосы и прочие «бабские штучки» несостоявшейся маскировки расшвыряло в разные стороны. Помада и пудра размазались по морде и полу. Должно быть, он представлял сейчас действительно жалкое зрелище.
Зачинщик «хитрого плана» покосился в сторону чёрного хода. На месте оного теперь зияла дыра, размером в два гномских роста. Края бреши дымились, камень раскалился до такой степени, что на глазах превращался в стекло! Если Велер с ребятами и сумели уцелеть в развернувшейся наяву преисподней, на помощь от них не стоило рассчитывать даже в самых смелых мечтах.
— А ты умница, запамятовал, как тебя звать? Всё правильно сделала: раньше ли, позже, безумцы нашли бы проход — так хоть жизнь себе сохранила. Да не дрожи, рядом со мной ты в безопасности полной! Насилуют моих девок?! Вот же подонки... Хотя чего ещё ожидать от этих зверей? Ну ничего, ничего, разберёмся. Найдём и накажем их всех. До самого распоследнего негодяя, кто пусть даже косвенно способствовал бунту!
Стоящий на карачках гном исподлобья осматривал обстановку.
Приёмный зал бессменного владыки Оплота имел поистине впечатляющие размеры, но в то же время казался каким-то заброшенным и пустым. Ряды высоких колонн, изящные скамейки для посетителей, пара длинных столов за коими никто не сидел, похоже, очень давно. Странные запахи, навевающие тоскливость и безнадёжные думы. Освещение, слишком яркое по меркам подземного царства... Складывалось впечатление, что архитекторы тронного зала сделали всё, дабы подчеркнуть чуждость королевской обители и незначительность простых смертных, забредших к Предателю на поклон. На громоздких тёмно-красных гобеленах Скалозуб приметил изображения эпической битвы, что на века запечатлели трагедию Рокового дня и «Спасение».
Всё это было, однако, не важно. Личность, что восседала на изукрашенном золотом и множеством драгоценных камней троне последние триста лет, представляла для него гораздо большую опасность и интерес.
Не сказать, что он выглядел как-то особенно. Не молодой, но в то же время и не глубокий старик, каковым представляло его большинство. Черноволосый, с густой бородой, аккуратно подстриженной в форме ромба. Покрытое морщинами лико украшало несколько шрамов: на нижней губе, правом веке и лбу. Сурово сведённые брови и рот, что редко расплывался в улыбке, свидетельствовали о непростом характере их владельца. Гордая осанка, широкие плечи, выдающийся немного живот — придавали сидящему гному вид зажиточного власть имущего, возможно, военачальника или правителя, но уж точно никак не соответствовали образу жуткого колдуна, играючи разорвавшего на куски пытавшихся проникнуть в зал бунтарей. Ни татуировок, ни бездонных глаз, отражающих извечную тьму, ни светящейся ауры, рогов, копыт и прочей мистической чепухи. Не было при нём амулетов, жертвенной атрибутики, сосудов с кровью грешников и невинных — вообще ничего необычного. Тем не менее Скалозуб знал без тени сомнения, ответственным за все невообразимые чудеса был именно сей индивид.
Спаситель — для тех, кто пасся за счёт налогов и угнетения простых граждан. Предатель — для всех остальных. Обрёкший людей, орков, эльфов и весь белый свет на бесславную гибель. Довёдший своих подопечных до голода и отчаяния без всяких на то нужды и причин. Уничтоживший без следствия и суда семью Скалозуба, отнявший у него абсолютно всё кроме жизни. Да и ту, сохранив совершенно случайным и непреднамеренным образом.
— Ну здравствуй, красавица! — язвительно обратился к нему повелитель последней про́клятой расы. — Прошу тебя, встань. Бессмысленно ползать тут раком, ты не в моём вкусе, увы.
Скалозуб и сам был не прочь подняться с колен. Попытка встать на ноги, однако, успехом не увенчалась. Вращающиеся по полу руны ускорились, перед глазами всё поплыло, и он вновь распластался на каменных плитах. Слабость растекалась по измождённому телу, хотелось просто закрыть глаза и уснуть.
— Я сказал, встать!
Наполненный властью и неземной мощью голос повелевал самой сутью вещей. Ожившие древние символы стекались со всех сторон к лежащему гному, забирались на плоть, обжигали. Помимо собственной воли, тело, оставаясь в горизонтальном положении, медленно поднялось параллельно земле. Ни единый мускул в движении не участвовал, лишь широко открытые от страха глаза беспомощно взирали на отдалявшийся пол. Невидимая сила резко перевернула тушку, придав оной стоячую позу.
Скалозуб закричал. Руны стекали с него словно с вершины горы и тут же пытались подняться обратно, удерживая худощавое тельце подвешенным в воздухе. Вожак черни был беспомощен как младенец, магия предков имела над костями и мясом абсолютную власть.
— Так-то лучше. Терпеть не могу говорить, не видя лица собеседника! — фыркнул Король. — Может представишься, наконец? Ох нравы, ох времена! Ни малейшего почтения, уважения и манер!
Не успев оправиться от пережитого шока, Скалозуб с ответом не торопился.
— Ладно, попробуем ещё раз. Кто ты есть, как тебя звать и, что самое главное, какого рожна вы со своими разбойниками забыли у меня во дворце?!
Самообладание постепенно возвращалось к нему. «Плоть слаба, но вера ваша в Меня творит чудеса!», гласил Мерхилек, и сие слабое утешение придало гному храбрости:
— С… с… — Король напрягся прислушиваясь. — Отсоси мой хер, сраный Предатель!!!
Жар, исходивший от рун, резко усилился. Скалозуба будто сжимали тиски. Он снова завыл.
— Зря-зря-зря. Не нужно быть таким грубияном, — покачал головой Маронон. — Мы все здесь взрослые серьёзные гномы, которые желают спокойно поговорить и всё рассудить. Будь хорошим мальчиком… ну или девочкой, если тебе так больше нравится. Следи за своим язычком и мне не придётся причинять тебе боль.
Только сейчас Скалозуб обратил внимание на столпившихся позади Предателя гномов. Королевские лизоблюды, что вместо защиты своего властелина прятались от мятежников в тронном зале, с ненавистью взирали на обездвиженного рунами заговорщика и с подобострастием кивали, стоило Маронону повернуться в их сторону. Бригитта стояла слева от Короля и вела себя схожим образом.
«Что ж, ты ведь прекрасно знал сущность сей гнилой бабы, чего удивляться?» — с досадой подумал про себя Скалозуб.
Решимости покрыть напоследок мучителя матом у него тем не менее поубавилось.
— Итак, мой переодетый под женщину гость, тебя зовут? … — Предатель с участливым видом смотрел на него.
Отвечать не хотелось. К чему бесконечное словоблудие, когда итог беседы всем очевиден? Он не выйдет отсюда живым и уж тем паче не изменит историю. Король и дальше продолжит править Оплотом, мятежный сброд дружным строем пойдёт под топор, уменьшив и без того немногочисленное трудоспособное население. Несправедливость и нищета с каждым годом будут лишь дальше усиливаться. Возлюбленная когда-то невеста не перестанет разводить ноги перед всеми «нормальными мужиками» подряд…
— У меня много имён, — медленно вымолвил он.
Проговорил ненужные пустые слова просто потому, что тишина в зале давила на нервы. Поскорее закончить спектакль и отправиться в лучший мир. Снова встретиться с Фомлином, Хиггинсом, родными и близкими…
— Безбородый. Пророк. Хех, кое-кто называл меня Скалозубик. — Глаза Бригитты удивлённо расширились. — Скалозуб Усердный. Наследник Дома Среброделов, что ты истребил по заведомо ложному обвинению! Пощадив только тех, кто действительно заслуживал наказания… — взгляды суженых встретились, и в них горела отнюдь не любовь.
Маронон грустно вздохнул. Успокаивающе положил ладонь на предплечье Бригитты. Перестав прожигать несостоявшегося жениха взором, в коем перемешались обида и горечь, та, заискивающе лыбясь, повернула мордашку к правителю.
— Так вон оно что. Личная месть, конечно, как сразу не смог я понять?! Что же ещё, как не сие низкое чувство, способно толкнуть гнома на преступление? Страшное, безумное и совершенно напрасное. Теперь-то ты должен отчётливо понимать, шансов на удачный исход у вас не было изначально!
Предатель повернулся к нахохлившимся чиновникам, прислуге и прочей бесполезной для общества мишуре, способной лишь угодливо поддакивать вышестоящему руководству, да разводить бумажную волокиту:
— Мщение рождается из обиды, обида из зависти и тщеславия, либо, как в случае с нашим гостем, жёсткого неприятия ситуации. Взамен смирения, принятия воли мудрых мира сего, в сердце несчастного тлела ненависть, покуда огонь не выжег из разума все барьеры, мешающие достижению одной-единственной цели. Кровь, смерть, искалеченные судьбы сотен и тысяч — всего лишь плата за «высшую правду». Цена, кою каратель всегда платит сполна и без малейших сомнений, ведь у него имеется на то безусловное оправдание!
Мина разфилософствовавшегося властителя гномов выражала столь глубокую озабоченность, что Скалозуб не мог понять, издевается тот, играет в «мудрого короля» или же в самом деле искренне верит в произносимые без малейшего перерыва слова.
— Коварное ощущение несправедливости — вот сила движущая порядочным, на первый взгляд, гражданином, заставляющее оного творить ужасное лиходейство, устраивать бунт! Увлекать страстной речью таких же глупцов, дабы вместо веками проверенного устройства свершить тиранию! Да и ту опосля ещё более жуткой анархии. Ха! Разрушить до основания социум, предложив взамен идею банального равенства, братства, распределения благ по потребностям — с иже подобной брехни начинается каждый мятеж! Видали уже, видали и проходили, к несчастью, не раз. Сценарий сей неизменен от сотворения гор! Что у гномов, что у эльфов, людей и даже примитивнейших орков — любое восстание вершилось всегда одинаково!
Чего морщишься? — вернул внимание висевшему в воздухе гному колдун. — Считаешь, в сей раз всё иначе? Убьёте меня, и будет всем счастье?! На трон сядет, наверно, посланник вашего любимого Праотца и будет творить всё по-честному?! Ну конечно, конечно, до вас ведь жили одни идиоты, и только вашему поколению обязательно удастся построить мечту!
Эх, благие наивные замыслы, да вот на деле страх, насилие и разруха, а власть опять забирает сильнейший, — продолжил свой затянувшийся монолог Маронон. — Столько жертв, столько жертв и ради чего?! Говоришь, дабы отомстить за несправедливую казнь близких своих королю? А так ли ты уверен в их невиновности? Дознаватели доложили мне совершенно иное, поверь, я не стал бы без веских причин истреблять славный Дом. Что вы, Среброделы, что Жизнетворцы, сунули нос в слишком важные тайны и лишь за чрезмерную дерзость свою поплатились!
Предатель с самым расстроенным и сочувствующим видом демонстративно уставился на кровищу, забрызгавшую парадный вход в зал:
— Сколько народу ты вынуждаешь меня погубить, сколь много мужей уже лишились здоровья и жизни в ненужных боях! И ты по-прежнему считаешь, месть того стоит?
Король наконец замолчал, многозначительно глядя на пленника. Не было слышно ни звука, верноподданные Предателя стояли словно застывшие статуи. Ни шепотка, ни почёсываний, ни даже шмыганья носом. Скалозуб всем естеством ощущал — возникшая пауза не случайна, но служит для большего драматизма. А потому, дабы хоть чем-то нагадить обидчику, и не придумав затеи умнее, он принялся громко и иронично смеяться. Очень хотелось похлопать в ладоши, добавив абсурдности ситуации, но скованный рунами гном не мог пошевелить даже пальцем.
Неестественный смех, разносящийся эхом по залу, таки подпортил игру колдуна. Лицо правителя кривилось с каждой секундой всё больше. Очнувшиеся от спячки чиновники с негодованием ворчали под нос.
— Не ломай комедию, Маронон. Право, не понимаю пред кем распинаться в месте сём окаянном? Здесь собрались одни лишь ничтожества, паразиты, да шлюха! — прекрасную мордашку Бригитты опять исказила гримаса. Злобы ли, ярости, а может, раскаяния и сожаления? Кто же до конца поймёт женщину... — Вдобавок, Предатель, ты не угадал ни разу вообще! Не я, слышишь, не я организовал бунт, но столь любимый тобою народ, что помирает от голода и нужды, дошёл до отчаяния!
Мы: с Пастырем, Фомлином, чей Дом Жизнетворцев ты также сгубил на корню, и парой отличных ребят — пытались не допустить восстания черни сколь долго могли. Праотец видит, для этого мы делали всё! Объясняли, призывали и умоляли, но когда тебе нечего жрать, голос рассудка слабеет.
Нельзя винить бедняков. Власть имущие — вот истинный источник всех бед! Король, коему насрать на собственных граждан. Безумцы, что жаждут любой ценой занять его трон. Набивающие за счёт ближних мошну и обиженные на весь мир кровожадные психи, способные утвердиться лишь применяя насилие — вы, вы, одни только вы причина случившейся катастрофы! — Скалозуб презрительно сплюнул. Даже косвенное упоминание Кременькана, Рыжеруба и Дорки на пару с Зерком вызывало в нём отвращение. — За грехи единиц страдают, как всегда, обычные гномы. Пешки, угодившие на поле битвы амбиций своих же сородичей! Праотец милостивый, да что ж мы за про́клятый род, если в гибнущей юдоли слёз вместо взаимной помощи токмо и смотрим, как перерезать глотки друг другу?! Дабы прожить на пару лет дольше и лучше всех остальных…
Выпалив в едином порыве всю горечь и боль, что кипела в несчастной душе, Скалозуб устало закрыл глаза. Сколь долго продлится ещё этот цирк? Когда наконец ему будет позволено умереть?
Руны нещадно жгли кожу, непригодившийся макияж стекал вместе с потом, слезами и кровью с лица. Однако главной пыткой казалось не страдание бренного тела, а вид женщины, кою он так беззаветно когда-то любил. Каким же наивным он был, считая, что душевные муки остались далеко позади! Хотелось жестоко её наказать, хотелось простить, хотелось спасти… Но всё, что он мог, так это трагически умереть на виду множества бесчувственных глаз.
— Поцелуй меня Проявленный в зад, вы только гляньте, да перед нами настоящий святой! Ну и ну. А я, значится, нехороший и злобный король. Замучил бедный народ! Довёл до страшной нужды! Вот же подонок, вот негодяй!
Маронон явственно переигрывал. Очевидцы спектакля, однако, выглядели глубоко возмущёнными, старясь одним своим видом подлизать лишний раз седалище повелителя.
— Да если б не я, вы все никогда даже не родились! Я, я спас подгорный народ от великой беды! От страшной напасти, что сгубила весь мир! И ты смеешь публично вот так утверждать, яко мне наплевать на Оплот?! Мне, что борется веками с великим Врагом, о коем вы не знаете вообще ничего, окромя сказочных выдумок драного Мерхилека! — кулаки правителя гномов стиснули подлокотники трона. — Только благодаря моим невероятным усилиям пещеры сии не постигло небытие до сих пор! Жертвы, что я принёс и продолжаю приносить каждый день триста лет, дают возможность дышать, ходить, размножаться и спать по ночам крепким сном единственной расе, уцелевшей в той безнадёжной войне!
Что знаешь ты о мире за пределами Врат, дабы судить меня свысока?! Что знаешь о прошлом, настоящем и будущем? Ведомо ли тебе, с чем мне приходится сталкиваться, к каким силам взывать, дабы сохранить наш Оплот?
Здесь снова должна была возникнуть многозначительная пауза, но Скалозуб принимать правила игры решительно не хотел:
— Ведомо мне?! Ты жалуешься, что подвиг твой не способен никто оценить?! Неблагодарный народ?! Ну так, а херли ты ожидал, если ситуация за Вратами — тайна, покрытая мраком!!! — Безбородый пророк выкрикивал слова как ругательства. Усиливающаяся с каждой минутой боль оставляла всё меньше сил на обдумывание и составление красивых убедительных фраз. — Ты истребил весь мой Дом за одно подозрение в организации вылазки! За одно грёбаное, ничем не подтверждённое подозрение!!! Да любой скажет под пытками твоих палачей всё что угодно! Прошу, не делай наивное личико, будто для тебя сие утверждение откровение!
Казалось, с каждым неосторожным высказыванием руны обжигали плоть всё сильней. Тем не менее он ещё не закончил:
— Не по той же причине пошли под топор Жизнетворцы? А? Ты погубил гномов веками кормивших всех нас!
Слетевшее с уст обвинение эхом разносилось по залу. Многие из придворных потупили взор. Как ни крути, гибель умелых фермеров ощутил на собственном желудке практически каждый житель подземного царства.
— Измена?! Предательство?! Ха! Да членам этого Дома на политику всегда было срать с самой высокой горы!
Может, может, всё куда проще? Жизнетворцы откопали в Королевском саду то, что ты всеми правдами и неправдами пытался скрывать. Нашли иной путь выбраться за пределы Оплота! — по насупившийся физиономии Короля он понял, что попал в самую суть. — Что ты столь тщательно прячешь от всех, Маронон?
Правитель не торопился с ответом. Над огромным залом повисла-таки долгожданная тишина, вот только играла она не в пользу властителя про́клятой расы. Подавляющее большинство лизоблюдов по-прежнему буравили Скалозуба гневными взглядами, но часть из тех, кто был помоложе и не достиг ещё высокого положения, задумчиво чесали холёные бороды.
Какое-то мгновение казалось, Предатель вот-вот приоткроет завесу и скажет наконец всё, но сделав для длительной речи большой глоток воздуха, Маронон в последний момент передумал и лишь отрешённо покачал головой:
— Не стоит вам знать… Поверьте, не стоит.
Король выглядел осунувшимся и постаревшим. В другой ситуации видавший гномскую неблагодарность пророк, возможно, и пожалел управителя, но не теперь.
Не теперь, когда он стал заложником древней магии, вертевшей его немощное тело словно игрушку. Когда могучая сила расплавила толстенную стену, когда на его глазах гному срезало голову! Когда у входа в покои Предателя повсюду валялись кишки несчастных мятежников. Когда весь его род истребили без справедливого следствия и суда! Когда прежде великая раса влачила существование на грани своего выживания долгие-долгие годы…
Учитывая все обстоятельства, ответ деспота категорически не устраивал доведённого до отчаяния гнома:
— Бедный-бедный, несчастный король. Наш долбанный благодетель! Заботливый пастырь заблудших овец! Избавитель!!! — Маронону явно не нравился сквозивший в словах Скалозуба сарказм. Усталость и бесконечная озабоченность стремительно сходили с лица, сменяясь суровой гримасой не привыкшего к подобному обращению повелителя. — Недаром тебя прозвали Предателем. Предателем с большой буквы, именно так!
Не счесть твоей лжи, не сосчитать преступлений и душ, что ты погубил! Эльфы, люди, орки, гномы. Нет существа, не пострадавшего от твоего вероломства! Ради чего, ради чего всё это, бессменный король? Тебе так нравится власть? Ты получаешь своё извращённое удовольствие, смотря на страданья других? Или простой народ не значит для тебя вообще ничего?! — Диктатор едва заметно покачал головой, похоже, вновь уйдя в свои думы. — Мы лишь расходный материал во имя достижения неведомых простому смертному целей?
Говорят, что молчание — знак согласия. Так ли это, или очередная глупая поговорка, но удостоить отповедью «простых смертных» король явно не собирался.
— Ну? Давай, приведи уже наконец одно, хоть одно достойное оправдание своим решениям и поступкам! Или бездействию, что часто оказывалось гораздо страшней…
Руны не просто обжигали, а рвали раскалёнными клещами многострадальную плоть. Время, отведённое мученику в обители боли и слёз, подходило к концу.
Предатель молчал. Как никто иной, он должен был понимать, к чему всё идёт.
— Давай…
Сил терпеть непрерывную пытку оставалось с каждой секундой всё меньше:
— Давай!
Для связанной речи воли уже не хватало:
— Давай же! Давай!!!
Скалозуб и сам не понимал в тот момент, что именно должен дать ему подлый король. Ответ или избавление от страданий? На первое рассчитывать не приходилось. Второе… Хотя бы второе, пусть даже дальше одна пустота. Либо ад.
Предатель наблюдал за муками гнома, что смел в открытую выдвигать ему столь тяжкие обвинения, не шевелясь и не произнося ни единого слова. На лице колдуна не отражалось больше ни гнева, ни затаённой обиды, ни возмущения. Не было на нём удовлетворения или усмешки. Скорее разочарование и уныние, словно то было очередное рутинное дело, что надлежало исполнить и двигаться дальше. Как будто и не было этого разговора. Ровно и не было очевидцев события, кои так спокойно взирали на страдания ближнего.
— Давай! Давай! Давай!
Что ж, свидетелей драмы, и правда, не стоило брать в расчёт. Единственным помыслом лизоблюдов во все времена была, есть и будет услуга хозяину. Сопереживание, сочувствие, чистая совесть? Для оных всегда найдётся тысяча оправданий бездействию.
— Давай…
Предатель же на то и Предатель, что поломал барьеры нравственности и благородства много столетий назад.
Скалозуб в последний раз обвёл помутневшим взором присутствующих. Попытался сфокусировать взгляд на Бригитте. Жгучий пот, смешанный со слезами, макияжем и кровью, позволил увидеть лишь контуры бывшей возлюбленной:
— До свидания милая. Найди себе нормального мужика… — прошептал он, будучи уже практически без сознания.
Руны впились в тело особенно сильно.
— Аааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааа!!! — раскатился по залу отчаянный крик.