Обстоятельства в такой же мере творят людей, в какой люди творят обстоятельства.
Карл Маркс и Фридрих Энгельс
Афелис быстро оставил попытки осмотреть из телеги окружающую местность. С наступлением темноты мести стало так, что дальше десяти-пятнадцати метров разглядеть всё равно было ничего невозможно. Лишь силуэт медленно шагающего мамонта впереди свидетельствовал о том, что они едут, а не стоят на месте посреди снежной бури.
Хотя каторжан, по вполне понятным причинам, никто в географию тундры не посвящал, Афелис всё же имел определённые представления об окрестностях. Их лагерь находился едва ли не в самой северной точке населённой разумными расами ойкумены, дальше шла уж совсем вечная мерзлота. Единственная дорога из лагеря вела на юг, где в двадцати километрах располагалась ещё одна каторга, считавшаяся менее строгой. Туда отправляли насильников, убийц и других негодяев, гораздо менее опасных, по мнению власти, для общества, нежели осуждённые по политическим мотивам враги прекрасной гномьей идеологии. Именно туда рассчитывали добраться сегодня седоки на мамонте, чтобы переночевать в более комфортных условиях.
Вот только усилившаяся на середине пути метель нарушила гномам все планы.
Афелис вздрогнул, когда обнаружил в телеге с углём ещё одного пассажира. Кряжистый коротышка плюхнулся рядом с ним, громко ругаясь, судя по движениям его губ:
— Всё, приехали, ёп… — из-за воя метели Афелис едва слышал, что говорит наездник на мамонте, — …мать. Дальше с телегой даже Мохнорогу не пройти, всё замело! Переждём вьюгу здесь, ты же не против? А впрочем, мне по… — несмотря на заглушивший слова порыв ветра, Афелис догадался, как высоко ценит гном его мнение.
Скоро в телегу забрался второй всадник, наорав как на своего товарища, так и на сжавшегося в уголочке Афелиса. Втроём они начали откидывает уголь в сторону, создавая таким образом углубление, чтобы укрыться от снега и ветра между бортами телеги и наваленной кучей. Сверху рукотворную яму попробовали накрыть парусиной в надежде, что удерживающие её камни и гвозди не дадут вьюге унести ткань в бескрайние просторы северной тундры. Получилось неплохо, пока ненадёжная крыша надувалась, но не улетала.
— Ну и метель! — прокричал более старший гном, сидя вплотную с Афелисом и товарищем. Сейчас было не до брезгливости из-за вонючих лохмотьев освобождённого каторжника. Важно было сохранить хотя бы крохи тепла. — Погода вообще в курсе, что уже два дня как лето?! Бр-р-р! Давно такого не видел, хотя вожу уголь последние тридцать лет!
— Может, стоило всё-таки шатёр разобрать? — спросил любитель крепкого словца. — А то, если долго сидеть так в позе зародыша, можно себе х… — порыв ветра резко надул парусину, — отморозить.
— Поздно! Надо было заранее площадку от снега расчистить! Без надёжной опоры унесёт шатёр ветром! Сиди на жопе ровно! Такой буран вряд ли долго продлится, через пару часов двинемся дальше.
Вот только погода и не думала успокаиваться. Напротив, с каждой минутой ветер усиливался, проникая сквозь щели в бортах телеги, забираясь под раздувавшуюся парусину, не говоря уже про лохмотья Афелиса. Отстукивая зубами барабанную дробь, он чётко осознавал, что до утра его ослабленный организм точно не выдержит. Любитель похабщины достал из заплечного мешка лепёшки и вяленое мясо, с явной неохотой протянул Афелису небольшую порцию пищи.
— Не смей подыхать, пидри… — Афелис даже не пытался прислушиваться, жадно поедая скромную трапезу, — …недоделанная. Ты ж теперь полноправный свободный товарищ, ёб… — голодный человек изо всех сил старался не уронить ни единой крошки, сосредоточившись на еде, словно больше ничего в мире не существовало, — …рот. Немощные людишки, вечно с вами проблемы.
Второй гном молча жевал свою порцию, куда более солидную, нежели перепавший человечку кусочек. Делиться он, конечно, не собирался. Но для чистоты совести велел матерщиннику дать всем выпить:
— Сейчас водочки перцовой с мёдом глотнём, сразу согреемся, — прокричал он Афелису прямо в ухо.
Рассасывающий кусочек мяса Афелис не возражал. В такую непогоду лишь водка может спасти человека, оказавшегося волю судеб посреди снежной бури на краю света.
— У меня в мешке водки нет! — отчаянно прокричал мастер сквернословия. — Нет, говорю! Я еду только брал, не водку! Это ты должен был выпивку взять, ёб…
— Заткни свой хлебальник! Я парусину тащил. Сказал же тебе, идиоту, провизию захватить! Или ты всё выпил втихаря, падла? Я тебе щас…
Два гнома яростно вцепились друг другу в бороды, ища виноватого. Поток отборных ругательств лился словно из рога изобилия. Афелису пришлось слегка отодвинуться, дабы не попасть под раздачу.
— Придурок! Ничего нельзя тебе поручить! Ну как можно было не взять с собой водку?!
— Ты сказал взять провизию! Я и взял пожрать, ё…
— А водяра что, не провизия для тебя?! Это же главный компонент любой трапезы!
— Пьянь ты дранная просто, Махалыч! Лишь бы нажраться в санную тряпку!
— Сам ты пьяница! Я совершенно нормальный товарищ!
— За водку убить готов, алкоголик! В седельных сумках у Мохнорога этой водяры хоть упейся, сходи и возьми, если так надо!
— Ты забыл, тебе и идти! Мы тут с человеком тебя подождём.
— Ну уж нет, пока метель не пройдёт, я и носа отсюда не высуну! Сам пиз… — борта телеги содрогнулись от очередного толчка борющихся гномов, — …в такую вьюгу, Махалыч!
— Водки-и-и!!!
— Не-е-е-е-ет!!!
Афелис понял, что пора вмешиваться, иначе взаимные оскорбления и борьба грозили перерасти в драку с непредсказуемыми последствиями для всех троих путников. С трудом разогнув колени и спину, он встал, упёршись головой в парусину.
— Я сгоняю за водкой, если скажите, где искать!
Два гнома застыли, повернувшись к подавшему хриплый голосок человеку. Старший гном пришёл в себя первым:
— Значит так, вылезай из телеги и дуй к Мохнорогу. Он, должно быть, уже задремал, не тронет тебя, не боись. По верёвочной лесенке залезай ему на спину, увидишь на мамонте два седла. Одно на голове, туда не вздумай соваться! Если Мохнорог проснётся, пришибёт тебя, как пить дать! А вот за вторым седлом на спине приторочены всякие сумки. Орк знает, в какой из них водка! Похлопай по мешку, если бутылки почувствуешь, значит, оно. Бери сразу две, нет, три бутылки, и дуй скорее обратно! Всё понял? Давай, выручай товарищей, человек.
Афелис похлопал себя по коленкам, бёдрам и по заду, аккуратно попрыгал, чтобы разогнать кровь. Затем резко отодвинул парусину и перемахнул через борт. Съёжился, моментально получив за шиворот обильную порцию снега.
Несмотря на темноту и метель, не заметить огромную тушу мамонта вряд ли было возможно. Борясь с порывами ветра, проваливаясь по колено в сугроб, Афелис медленно брёл вперёд. Преодоление каких-то жалких десяти метров заняло невероятное количество времени. Наконец занесённая снегом мохнатая туша оказалась по правую руку. Афелис осторожно дотронулся до животного. Ноль реакции. Как и предполагал Махалыч, мамонт спокойненько спал, для его шубы холод проблемы не представлял. Скоро нашлась и верёвочная лесенка сбоку. Как следует похлопав в ладоши, Афелис не без труда заставил одеревеневшие пальцы схватиться за ступеньки на лестнице. Через несколько минут, растянувшихся в его сознании на часы, он таки залез на спину гигантского зверя.
Седельные сумки он нашёл быстро. А похлопывание по оным принесло весьма неожиданный результат…
— Ну где он застрял? — возмущался товарищ Махалыч. — Людей только за смертью посылать! Медленные, слабые, глупые! Хуже только эльфы и орки.
— Согласен, грёба… — согласился гном помоложе, — …человеки. Как бы он на радостях в одно жало всю бутылку ни выдул, тогда его точно можно сегодня не ждать.
— Угумс, от целой бутылки даже у меня ноги ватными станут. Зря его послали за водкой. Не каждый устоит перед таким страшным соблазном…
— Признайся, ты бы точно нажрался, Махалыч!
— Чё ты на меня нагоняешь всё время?! Да я вообще свят, как Лихнун!
— Мне-то не гони! Свят он, ёп…
Парусина резко отлетела в сторону, в спасительное углубление дохнул хладный ветер. На фоне кружащегося водоворота снежинок застыл тёмный силуэт человека. Махалыч не сразу понял, что тот держит в руках.
— Не дёргаться! Сидеть, я сказал! — рявкнуло чудо в лохмотьях. — Ты, матерщинник.
— Я, что ли? Ё…
— Заткнись! — грубо оборвал его человек. — Лови.
В руках сквернослова оказалась бутылка водки.
— Открывай. А теперь пей. Пей до дна! — приказал бывший каторжник.
Когда тебе предлагает выпить человек с заряженным арбалетом, ссылаться на здоровый образ жизни не следует. До дна, так до дна. Любитель бранных словечек послушно влил в себя содержимое литровой бутылки.
— Хорошо. Держи ещё одну, только не пей сразу. Когда проснёшься, используешь, чтобы согреться. Теперь ты! — арбалет уставился на Махалыча. — Привяжи верёвку к своей лодыжке. Крепко-накрепко привязывай, я прослежу!
Человек кинул гному моток верёвки, другой конец которой был привязан к предплечью предателя.
— Если верёвка натянется слишком сильно, я разряжу в тебя арбалет, понял? А если даже и промахнусь, то топором я не только дровишки умею колоть. Косточки рубятся не так легко, зато хрустят весело, хочешь на себе ощутить?
Спятивший оборванец похлопал себя по поясу, где висел походный топорик Махалыча.
— Давай, вылезаем вдвоём из телеги. А этот пусть спит. Неохота всю дорогу его сквернословие слушать.
…
— Снимай с мамонта упряжь. С телегой нам не проехать, а без неё вполне справимся.
…
— Теперь залезай на это чудовище. И без глупостей, а то прямо жопу тебе прострелю!
…
— Всё, нормально уселся на голове? Буди мохнатого и поехали.
…
— Куда-куда, обратно в северный лагерь, естественно.
* * *
Стоя на плечах Рока, высунувшийся из дыры в крыше барака Даскалос Балинович тщетно вглядывался в ночную метель.
— Не видно ни зги! — констатировал он очевидный факт. — Полагаю, все надзиратели давно разошлись по домам. Предлагаю пробраться к избе главного и попробовать зайти в гости. Ты как?
Рок утвердительно крякнул, подталкивая пожилого гнома, с трудом перелезавшего через отверстие в потолке. Подал забравшемуся на крышу товарищу бесхитростное оружие, при помощи которого двое безумцев рассчитывали расправиться с двумя же, правда, не единицами, а десятками вооружённых лихнистов. Надежда мероприятия на успех стремилась к нулю, но орк и гном знали, что просто обязаны сделать хоть что-то, иначе оба сошли бы с ума.
Бывший шаман легко подтянулся, вызволяя из барака своё исхудавшее тело. Порыв холодного ветра придал сознанию ясности.
— Домики надзирателей в той стороне! За внутренним частоколом! Двигаемся аккуратно, чтобы не заметили с вышки! — из-за завывания ветра приходилось кричать. Не самая приятная погодка, но зато о производимом шуме сегодня можно было не беспокоиться.
Вскоре выяснилось, что смотровая башня тоже угрозы не представляет. Её очертания едва угадывались на фоне тёмного неба, непохоже, чтобы кто-нибудь нёс ночной караул. Ни один факел не освещал занесённый снегом северный лагерь, лишь сквозь несколько закрытых ставень струился слабенький свет.
Поджарый Рок играючи преодолел трёхметровый внутренний частокол, отделявший облагороженную территорию надзирателей от грязной обители каторжников. Доска с торчащими гвоздями на сей раз послужила чем-то вроде скального крюка, позволившего орку зацепиться за вершину преграды. Даскалосу Балиновичу такие выкрутасы были явно не по зубам, поэтому, преодолев препятствие, орк осторожно двинулся к воротам, чтобы приоткрыть товарищу створки.
Для перестраховки, Рок несколько минут внимательно наблюдал за вышкой рядом с воротами, но никаких признаков жизни в башне так и не обнаружил. Халатность надзирателей можно было понять: всё равно в такую метель дальше двадцати метров не разглядишь даже мамонта, а побеги заключённых являлись исключительной редкостью.
Куда бежать в тундре, где на десятки километров нет ни души? Единственные поселения, которые можно найти — это такие же лагеря, где тебя быстро «убедят» возвращаться обратно. Внушительные частоколы служили скорее защитой от белых медведей, волков и других северных хищников.
Бунты здесь тоже случались нечасто: выдаваемые каторжанам кирки и лопаты приковывали толстыми цепями к громоздким телегам, а голыми руками лезть на жестоких вооружённых охранников была так себе перспектива. Теоретически полсотни узников могли попытаться одолеть двадцать надзирателей, но на практике мало кто был готов умереть за призрачный шанс стать свободным. Невольники были слабы и разобщены, мучители сыты и слажены. Всё как в обычной жизни в любом государстве. Концентрированная сила побеждает хаотичную массу.
Удостоверившись, что все сторожа спрятались по домам, Рок отодвинул тяжёлый засов, пропуская внутрь Даскалоса. Предстояла самая опасная часть операции — вряд ли во владениях надзирателей радушно встретят гостей. Чутьё не подвело заговорщиков, как только они приблизились к домикам, послышался лай.
— Учуяли, падлы, — буркнул орк, до последнего надеявшийся, что метель помешает сторожевым псам распознать не самый приятный запах двух давно не мывшихся тел.
— Могли бы и пёсиков в дом пустить, — также угрюмо ответствовал Даскалос Балинович, встав в боевую стойку и держа доску словно какой-нибудь двуручный топор или меч.
— Как же, дождёшься от этих…
Дальше им стало не до разговоров. Четыре тёмных силуэта обозначили своё присутствие грозным рычанием в нескольких метрах от каторжников. Рок крепче сжал стучащие от холода зубы, отведя доску с гвоздями в сторону для замаха.
Словно по команде, псы одновременно кинулись на вооружённых не пойми чем оборванцев. Рок с размаху огрел доской первую тварь. Гвозди разорвали сторожевой псине бок.
Даскалосу Балиновичу повезло меньше. Собака опрокинула его раньше, чем он успел опустить ей на голову «меч». Под тяжестью «пёсика» гном упал, едва успев защитить шею и лицо предплечьем левой руки. Зубы сомкнулись над плотью, без труда прокусив слой лохмотьев. Старый гном зашипел, сдерживая готовый вырваться крик.
Рок подавил желание добить скулящую тварь с разорванным боком. Она создавала много шума, но больше не представляла угрозы. Краем глаза он уловил прыжок другой псины, в последний миг отскочив в сторону. Не тратя времени на замах, он ударил доской снизу, метя в живот четвероногому зверю. Почувствовав небольшое сопротивление, он сразу понял, что попал в цель. Гвозди вошли неглубоко, но когда Рок рванул доску на себя, основательно повредили внутренние органы глупой животины.
Орк понимал, что дикий скулёж двух раненых псин не останется не услышанным, но вынужден был переключиться на Даскалоса Балиновича, руку и ногу которого раздирали две твари. На сей раз он прицельно бил сверху вниз по шеям животных. Одна собака скуля отскочила, второй гвоздь проколол позвонок. Она сдохла сразу.
Помогать товарищу было некогда, Рок метался по покрасневшему от крови снегу, добивая визжащих собачек, считавших себя боевыми. Ха, по сравнению с варгами они были всего лишь щеночками! Четыре орочьих «пёсика» не оставили бы двум болванам с досками ни единого шанса.
На шум из ближайшего домика выглянул надзиратель:
— Чего там развылись?! Спите, шакалы! Никакого толку от вас, один вред!
На фоне света, исходящего из дверного проёма, Рок прекрасно видел силуэт высунувшегося на улицу гнома. Оставалось надеяться, что зрачки коротышки ещё не успели расшириться, дабы узреть учинённое орком побоище.
Не думая ни секунда, Рок упал на четвереньки и пополз к двери, лая во всю мощь своих лёгких.
— Фу! Иди в свою конуру! В конуру иди, говорю! — заорал на подползавшего орка гном, после чего резко захлопнул дверь, предпочитая не связываться с одуревшими, по его мнению, псами.
Такой поворот Рока в целом устраивал. Наконец он смог уделить внимание пострадавшему от стычки Даскалосу. К сожалению, в отличие от орка, гном получил весьма серьёзные повреждения.
— Проклятые псины… — бывший учитель едва сдерживал вопль боли. — Разодрали всю ногу!
Действительно, если предплечье кровоточило, но выглядело относительно неплохо, то лодыжку гнома собака обгрызла изрядно. С такой раной не то что сражаться, с ней в принципе далеко не уйдёшь. Рок задумчиво почесал подбородок: похоже, мероприятие по спасению Афелиса следовало заканчивать. Он оттащил Даскалоса к пустующей вышке у приоткрытых створок ворот, гадая, что делать дальше.
— Гони! Прямо на ворота! — кричал Афелис сидевшему на голове мамонта гному. — Пусть надавит на них передними ногами!
Поездка на гигантском мохнатом животном оказалась не из приятных. Афелиса всё время подбрасывало, в глаза и за воротник постоянно попадал снег. Вцепившись одной рукой в седло, а другой в арбалет, он пытался отсчитывать время до возвращения в лагерь, но казалось, что часы и минуты растянулись на целую вечность. Дискомфорт имеет странную особенность удлинять время.
Метель продолжала бушевать, но глубокие следы, оставленные мамонтом и массивной телегой с углём, ещё не занесло полностью, что помогло им не сбиться с пути назад в лагерь. Афелис ежесекундно ожидал саботажа, но взятый на прицел гном пока послушно выполнял указания. Поначалу это удивляло ставшего подозрительным за десять лет каторги человека, но как следует присмотревшись к осанке седока на голове мамонта, Афелис пришёл к выводу, что дело не в трусости, а в простом равнодушии. Лихнизм настолько прививал безоговорочное послушание старшему, что пожилому гному стало в конечном счёте всё равно, чьи указания выполнять. Лишь бы не тронули здесь и сейчас, а глобальный смысл приказа не важен.
Внешний частокол лагеря, всегда казавшийся Афелису непреодолимым препятствием снизу, со спины мамонта уже не казался таким уж высоким. Голова пятиметрового гиганта возвышалась над рукотворной преградой, чудовищный вес делал его страшнее любого тарана. Ворота лагеря не имели ни единого шанса. Как только могучий зверь опёрся о створки своими передними лапами, те с треском рухнули внутрь. Афелис триумфально возвращался на каторгу. Недолго же он отсутствовал.
— Я вернулся, падлы! — непонятно зачем и кому выкрикнул он в темноту. — Вперёд! К бараку за вторыми воротами!
Чтобы преодолеть дворик надзирателей, мамонту потребовалось сделать от силы десяток шагов. Такой топот не мог не остаться замеченным, но к тому времени, как из домика высунул нос первый гном, огромный зверь уже оттолкнул створки внутренних ворот, которые, по всей видимости, оказались незапертыми.
Знакомые очертания барака вызвали в душе Афелиса целую бурю эмоций. Ему страстно хотелось разнести проклятое здание в щепки, но он понимал, что таким образом гарантированно угробит товарищей. По его указке гном заставил мамонта «аккуратно разгромить к варговой матери» переднюю часть строения.
Эффект превзошёл его ожидания, нога мамонта крушила хлипкую стену барака, словно игрушечный домик. Изнутри здания послышались испуганные возгласы — даже в густой темноте Афелис разглядел страшный переполох среди заключённых.
— Это я! Я, Афелис! Я вернулся за вами! Теперь вы свободны! Идите за мной!
«Освободитель» искренне надеялся перекричать завывания ветра, но не похоже, что хоть кто-то из каторжников услышал его страстный призыв. Вместо того чтобы вырваться на свободу, враги режима забились в противоположный, пока ещё целый угол барака, трясясь от страха и холода.
— Даскалос Балинович! Рок! Где же вы?!
Но взгляд выцепил лишь эльфийского «правдоруба», одним из последних отползавшего к задней стенке барака.
— Брехло… — грустно промолвил Афелис, уже заметивший мельтешение позади мамонта.
Держа факелы, топоры или арбалеты, надзиратели выбегали из своих уютненьких домиков. Ждать помощи от каторжан было некогда. Человек и его заложник против двух десятков лихнистов — самое время бежать или сдаться. Однако ни первый, ни второй вариант Афелиса категорически не устраивал. По его приказу Махалыч развернул мамонта навстречу противникам.
— Нет! Против своих я не пойду! — в самый неподходящий момент вдруг встрепенулся пребывавший все последние часы в глубочайшей прострации гном.
Афелис выругался, припомнив все орочьи выражения. Нацелил было арбалет в спину своего пленника, но в последний момент передумал. Вытащив из-за пояса одолженный у лихниста топорик, человек перерубил об седло связывавшую его с гномом верёвку, чтобы не возиться с узлами. Потянул со всей силы за путы, буквально выдёргивая Махалыча из сиденья на голове мамонта. Цепляясь за густую, длинную шерсть, седок был вынужден спуститься на землю.
Огромное животное медленно пятилось, испуганное огнём факелов и криками надзирателей. Афелис знал, что Мохнорог — его единственный шанс. Вновь взявшись за арбалет, Афелис выстрел в ухо мохнатого зверя. Ему нисколько не хотелось причинять мамонту боль, но лишь дикая ярость животного могла спасти ситуацию. Дальше человечка начало трясти так, что абсолютно всё внимание было сосредоточено только на том, чтобы удержаться в седле. Гигантский мамонт с рёвом бросился на коротышек, которых счёл своими обидчиками. Пятнадцатитонная туша и длинные бивни вступили в схватку со смертоносным оружием разума.
Прячущийся за вышкой Рок увидел, как к ним с Даскалосом бежит один из надсмотрщиков. Орк поудобнее перехватил обагрённую кровью доску и лишь затем понял, что гном направляется вовсе не к двум каторжанам, а именно к башенке. Логично, с такой высоты сподручней будет стрелять по огромному зверю.
Трубный рёв мамонта заставил лихниста замереть на мгновение почти у самого входа в башню. Этим не преминул воспользоваться уже готовый к нападению Рок. Доска с размаха ударила гнома по голове. Лихниста повело в сторону, оглушённый гном упал на колени, выронив арбалет. Орк отбросил крайне неудобную доску, набросившись на противника со спины. Кулаки обрушились надзирателю на затылок в место соединения головы с шеей — каждый зеленокожий прекрасно знал болевые точки двуногих созданий. Окончательно потеряв сознание, гном растянулся на снегу, отбросив короткие ручки и ножки в разные стороны. Рок оттащил безвольное тело за вышку.
— Первый готов, — кивнул зеленокожий боец Даскалосу Балиновичу, тщетно пытавшему перевязать лохмотьями покусанную собакой ногу. — Теперь у тебя достаточно тряпок для нарезки бинтов, я позаимствую только топорик. Арбалет и нож держи при себе.
Оставив товарищу поверженное тело и средства защиты, Рок снова выглянул из-за башни, оценивая царивший в лагере хаос.
Какая-то бородатая тушка пролетела мимо укрытия каторжников, отброшенная бивнями разъярённого мамонта. Другой надсмотрщик издал предсмертный душераздирающий вопль, будучи раздавленным зверем. Затем раздался рёв боли шерстистого монстра — для арбалетных болтов даже его толстая шкура не являлась серьёзным препятствием.
Рок понял, что пора действовать. Ни он без мамонта, ни мамонт без его помощи не одолеют всех надзирателей. Всё внимание последних было приковано к нежданному огромному гостю, вкупе с метелью это давало зеленокожему бойцу шанс. Забыв обо всём, выросший в вечной борьбе с другими орками шаман начал охоту на тварей, что понукали им последние двадцать лет. Пусть для разнообразия попробуют сразиться с настоящим противником, не только же им всем скопом избивать безоружных?!
После нелепой доски махать топориком было одно удовольствие. Хруст ломавшихся шей Рок мог расслышать даже сквозь завывание вьюги. Эх, если бы не паршивая антимагия, он мог бы разделаться с обидчиками куда более изощрённо… Но что есть, то есть, иногда приходится марать руки кровью словно какой-нибудь воин.
Старший надзиратель гневно выкрикнул очередную команду.
Ну что за болваны?! Двадцать гномов не могут завалить одного одуревшего мамонта? Позорище, честное слово! Совсем расслабились, надо будет как следует отмуштровать толстобрюхов, когда закончится этот бардак.
Какой-то частью сознания глава лагеря понимал, что вина его помощников опосредована. Все обстоятельства складывались как нельзя скверно. Аномальная метель, глухая ночь, отсутствие времени на сборы и подготовку… Сонные надсмотрщики вразнобой выбегали из домов кто в чём и кто с чем. Самые сообразительные быстро рванули обратно за арбалетами. Менее умные суматошно размахивали факелами и топорами, но вместо того, чтобы отпугнуть, лишь ещё более разъяряли животное.
Из-за стелящегося над землёй снега разглядеть что-то дальше пары десятков метров не представлялось возможным, завывание вьюги заглушало команды старшего надзирателя. Охота на зверя, которая в иной ситуации служила для гномов забавой, на сей раз превратилась в сущий кошмар.
Надсмотрщики выпускали арбалетные болты в огромную тушу, не попасть в которую было сложно даже несмотря на тьму и метель. Но стреляли «охотники» не прицельно в жизненно важные органы, а просто торопились как можно скорее разрядить арбалеты. Перезарядка которых в условиях вьюги и паники занимала чудовищно много времени…
Сквозь вой ветра и рёв монстра то и дело слышались вопли надсмотрщиков. Казалось, они возникали в некоем отрыве от схватки с огромным животным, но старший надзиратель списал эту странность на непогоду. Поняв, что не дождётся результатов от подчинённых, он сам направился навстречу мохнатому чудищу. В отличие от остальных, бывалый северянин точно знал, куда надо выстрелить.
Сердце и лёгкие. Поражение мозга смотрелось бы гораздо эффектнее, но надеяться попасть при такой видимости в уязвимое место на голове мамонта, было чрезмерно самонадеянно. Малейший промах, и болт застрянет в толстом черепе, тогда пиши пропало. Сейчас требуется нанести серьёзную рану, а даже в случае промаха в сердце, не поразить с близкого расстояния лёгкие было трудно.
Топот и рёв мамонта приближался, силуэт отчётливо проявился на фоте завихрений из снега. Старший надзиратель прицелился.
— Ну, иди к папочке…
Его ничуть не пугала несущаяся на него масса. Он успеет отскочить после выстрела. Главный душегуб нажал на курок.
Что-то ударило его под локоть в самый последний момент. Арбалетный болт ушёл в сторону, лишь слегка зацепив переднюю ногу твари. Гном повернулся, гневно ища причину помехи. Едва различимая фигура тощего орка кинула в него новый… Снежок!
— Вот дрянь! — невольно вырвалось из груди старшего надзирателя. Смертельный выстрел испортила такая досадная мелочь!
А вот мамонта никакие мелочные царапины не смущали. Мотнув головой, могучий зверь отправил своим бивнем начальника лагеря в головокружительный полёт.
Приземлился глава надзирателей неудачно. Последовала вспышка ослепительной боли. Затем сознание заволокла тьма.
Когда он пришёл в себя, наступило утро. Метель приутихла. Снежинки ещё стелились над лагерем, но уже как-то медленно, словно ленились.
Старший надзиратель попробовал встать, но тело пронзила такая страшная боль, что он сразу оставил попытки. Позвоночник был цел, но остальным органам и суставам повезло существенно меньше. Всё, чего он сумел добиться ценой колоссальных усилий — это перевернуться со спины на бок, чтобы хотя бы отчасти оценить ситуацию. Картина, открывшаяся взору матёрого лихниста, очень ему не понравилась.
По лагерю бродило несколько оборванных каторжников, осматривая валявшиеся повсюду тела. Прямо на глазах надзирателя один заключённый принялся сдирать с трупа меховую накидку. Похоже, тёплая одёжка очень понравилась человечку.
— Руки прочь, грязная мразь! — попытался выкрикнуть гном, ещё вчера бывший в лагере царём и Богом. Вкус крови во рту резко убавил его тону властности.
Мародёр не обратил на приказ никакого внимания. Он явно ничего не боялся.
Внимание старшего надзирателя привлекло какое-то движение в отдалении. Присмотревшись, он понял, что не самого трезвого вида гном обхаживает лежащего на животе мамонта, извлекая из шкуры болты и промывая разгромившему лагерь чудовищу раны. Это могло означать лишь одно. Невероятно, но каким-то образом надзиратели проиграли ночное сражение!
Обзор нагло перегородили чьи-то тонкие ножки. Главный надсмотрщик тупо уставился на изящные туфли, ещё не до конца убитые работой в карьере. Эльфийская обувка, не иначе.
Ноги не уходили. Начальник лагеря с трудом повернул голову, чтобы посмотреть на нависшее над ним существо.
— Брехло… — опустошённо пробормотал надзиратель. — И ты?
Неужели даже такое нелепое создание, как эльфийский выродок, сумело пережить эту ночку, а крепкие мужики-надзиратели пали? Что за ирония?!
— Меня зовут Брехлисиус! — гордо заявил охрипшим голосом эльф.
Затем презираемый всеми в лагере «правдоруб» наклонился и стал неуклюже не столько резать, сколько буквально пилить старшему надзирателю ножом горло.
Проклятье! Нормально подохнуть и то не дадут! Какой бесславный мучительный конец такого важного гнома… Во имя товарища Торина, ну за что?!