Глава 29
Самопожертвование

Чтобы добиться многого, вы должны потерять всё.

Че Гевара

От каждого шага товарища Торина словно дрожала земля, а с потолка начинала сыпаться пыль. В тяжеленных доспехах, которые не смог бы поднять даже самый сильный из орков, вожак гномов гордо шествовал к своему законному месту. Он мог не бояться случайной стрелы и уж тем более вооружённых оружием ближнего боя воинов: знаменитые паровые доспехи могло повредить разве что выпущенное в упор из паровой пушки ядро.

Превосходную броню следовало называть скорее не доспехами, а механизмом, настолько сложную она имела конструкцию. Гэльфштейн как-то признался Торину, что экспериментировал над паровыми големами, но та разработка оказалась провальной. Без магии создать полноценных механических монстров не получилось даже у великого чародея — бесполезные махины решили в итоге использовать в роли пугала для Орды. Магу было обидно потратить впустую столько усилий, поэтому он решил переделать несколько конструкций в доспехи-экзоскелет на случай важных переговоров, сопровождаемых применением физической силы. На сей раз задумка оказалась успешной, хотя и непригодной для массового применения ввиду необычайной трудоёмкости сборки и изготовления всех деталей. Даже чтобы экипироваться в подобный чудо-доспех с помощью десятка помощников, у Торина ушёл почти час.

Но оно того стоило. Возможность принять непосредственное участие в битве, не боясь быть покалеченным или убитым, перекрывала любые неудобства. Это невероятно повышало авторитет Вождя в глазах воинов, не говоря уже об эстетическом удовольствии лично раскрошить черепушки врагов, посмевших встать у него на пути.

К моменту появления товарища Торина во дворце, большинство внутренних помещений уже были взяты лихнистами, поэтому главный гном шагал быстро, боясь пропустить всё веселье. Телохранители, казавшиеся по сравнению с ним худыми детишками, тем не менее старались не отставать от Вождя, расталкивая нерасторопных бойцов, уставившихся на ожившую громаду доспехов. Далеко не все являлись свидетелями легендарной битвы двух вождей на руинах Арнарофера, вид товарища Торина вызывал у многих воинов изумление.

Лидер лихнистов, ни на кого не обращая внимания, величественной походкой шествовал к тронному залу — последнему крупному оплоту мятежников. Те основательно забаррикадировались, устроив внутри крепости ещё одну цитадель. Глупцы! Вы только оттягивайте неизбежное! Перед смертью всё равно не надышишься. К вам идёт Вождь!

Легко поднявшись по скрипящей под тяжестью его чудо-доспехов лестнице, товарищ Торин наконец-то увидел сражение. В широком коридоре, ведущем в тронный зал, шло самое настоящее рубилово. Крупный отряд мятежников, состоящий преимущественно из орков, сдерживал натиск людей и гномов — двух самых многочисленных рас лихнистского воинства. Восставшие каторжники были весьма неплохо экипированы, по всей видимости, присвоив изделия гномьих мастеров из кузниц Железнограда. Торин выругался, припомнив, как не так давно сам одобрил большой заказ тяжёлых доспехов для местных охранителей в Орочьей Народной Республике. Помог навести порядок в Уркостане, твою ж секиру наискось! Ну ничего, батя сейчас разберётся.

— Посторонись! — взревел товарищ Торин привыкшим повелевать голосом. — Топор и молот! Пропустите Вождя!

Толчея в коридоре не позволяла мгновенно исполнить приказ, но телохранители Торина с тыла вклинились в строй лихнистов, аккуратно, но настойчиво прокладывая путь своему повелителю. Завидев движущуюся на них широченную тушу в доспехах, орки взгрустнули, но не дрогнули. Товарищ Торин заметил, что некоторые зеленокожие, как и он, вооружены клевцами — поединок двух вождей сделал малоизвестное прежде оружие популярным. Ну-ну, пусть попробуют поцарапать его толстую шкуру.

Телохранители врезались в стену щитов орков, следом за ними в гущу битвы влетел и сам Торин. Опытный воин не спешил обрушивать на противников град ударов, сперва он упёр свой большой прямоугольный щит в щит ближайшего орка, вооружённого классическим боевым топором. Послышался скрежет металла о металл, под его напором зеленокожие вынуждены были попятиться. Орки сдвинулись ненамного, но этого оказалось достаточно, чтобы получить преимущество. Когда напираешь, удары получаются несколько сильнее, чем когда отступаешь. Без труда отбив рукоятью клевца жалкий выпад зеленокожего монстра, товарищ Торин как следует размахнулся, вложив утроенную доспехами и без того немалую силу в удар. Сдерживая колоссальный напор, орк не имел возможности отразить удар щитом, поэтому тоже подставил рукоятку топорика… Та треснула, словно тоненькая сухая веточка, после чего острый конец молота Торина играючи пробил доспехи, глубоко вонзившись в грудь каторжника. Ноги зеленомордого подкосились, худощавая, но всё равно немалая туша осела на скользкий от крови мраморный пол. Товарищ Торин отрывисто засмеялся.

Никогда не участвовавшему в яростной схватке обывателю трудно понять азарт битвы. Когда бесконечные проблемы, которыми наполнена повседневная жизнь, улетучиваются, страхи и сомнения перестают донимать разум, боль утихает, а сдерживаемая годами ярость бурлит и свободно переливается через край. Бей, круши, убивай! Ликуй или умирай. Всё понятно, всё просто. Никаких глубоких душевных переживаний, никакой мелочности и лицемерия. Исходное животное состояние.

Распалённый брызгающей кровью орков, владыка мира хохоча размахивал своей железякой, дробя доспехи и плоть вражеских воинов, что били, но не могли поразить в ответ могучего гнома. Борьба без единого шанса противника на победу — именно в такие игры обожают играть власть имущие. Рискуй не рискуя. Карай, не волнуясь о последствиях. Почувствуй себя Богом, уничтожая других. Тебе позволено всё.

Поняв бесплодность попыток расковырять защиту товарища Торина, обречённые мятежники переключились на спутников гнома. Кого-то из телохранителей им удалось ранить, а несколько неосторожных лихнистов убить, но в целом сопротивление было сломлено. Дорога к тронному залу оказалась открыта. Торин со своей ликующей свитой вошёл в просторное помещение, предназначенное для торжественных приёмов высокопоставленных гномов. Их ожидали.

Нет, не полчища затаившихся до поры до времени великих воинов, метких стрелков, пушкарей, шаманов, драконов и иных враждебно настроенных тварей. Всего трое мятежников стояли на пьедестале, где совсем недавно располагался богато украшенный трон.

Товарищ Торин выругался. Он не особо жаловал пафосную атрибутику власти, но тем не менее весьма трепетно относился к символизму и ритуалам, которые должны власть всячески укреплять. Тысячелетиями на троне восседал владыка Хребта Великого Змия, веками подданные ходили к нему на поклон. С приходом лихнистов всё изменилось. Маго Лихнун, а затем и сам Торин сидели на скромном стуле на последней ступени, как бы подчёркивая, что какое бы высокое место в иерархии ни занимал лидер, он часть системы, а не абсолютный правитель. Древний трон служил напоминанием и посетителям, и Вождю — нынешняя власть не такая, как прежде, на проклятое седалище деспотов никто больше не претендует. У нас всё по-честному, по справедливости. У нас…

Ох уж эта извечная ложь. Власть. Истинная сущность власти никогда не меняется.

— Чего ещё ожидать от невежественных вандалов? — проворчал Торин, словно бы обращаясь к ближайшим телохранителям. — Демонстративно снесли трон, не зная, что на нём и так восемьдесят с лишним лет никто не сидит! Ну хорошо хоть сами не расселись на треклятом седалище, с этих неучей станется.

Его воины быстро рассредоточивались по залу, тщательно проверяя каждый закуток, где могли затаиться другие мятежники. Торин принюхался, ему почудился специфический запах парафина, из которого гномы производили смазку и свечи. Но в полных доспехах, к тому же заляпанных свежей вражеской кровью, было не до принюхивания. Он направился к спокойно ожидающей на постаменте в конце зала троице. Чего бы не поговорить, когда дело сделано?

Посередине стоял тощий человечек, не молодой, но и не сказать, что особенно старый. Почему-то товарищ Торин вспомнил о Маврике, которого планировал сделать своим протеже в Союзе Человеческих Королевств. Жаль, что из-за паршивого Ритуала мужичок отправился прямиком на тот свет. Драный Гэльфштейн посчитал необходимым посвятить его в свой план целиком лишь в самый последний момент, когда мысленно повелел перерезать огромному орку горло. Знай Торин о таком раскладе заранее, на роль жертвы он подобрал бы куда менее полезную личность.

Однако, когда сквозь прорезь в забрале он пригляделся к человеку попристальнее, то понял, что тот представляет собой скорее диаметральную противоположность Маврика. Сгорбленный, осунувшийся, исхудавший. Но в то же время такой гордый... Такой может сломаться, но не прогнуться под чьи-то хотелки. Такому претит подхалимство, лицемерие, малодушие. Да, такой человек мог бы стать истинно народным лидером, если бы только эта ниша уже не была занята. Монополия на всеобщую любовь теперь принадлежала лихнизму и ставленникам из болота этой единственной правящей партии. Увы, человечек. Ты родился не в то время и не в том месте.

По правую руку от человека стоял седой гном. Ничего примечательного, подобных стариков товарищ Торин за свою жизнь навидался навалом. Любят всех поучать и строить из себя мудрецов, а чуть копни — ума не больше, чем у подростка. Что в детстве в головы вдолбили, то всю жизнь и твердят, наступая по тысячному разу на одни и те же грабли. Увы, старость обычно приносит маразм, а не мудрость. Поучай наивных глупцов, старикан!

Слева, скрестив руки на широкой груди, возвышался орк. Вот этот кадр уже интереснее. На морде читались признаки интеллекта, что было несвойственно расе зеленокожих ублюдков. Возможно, шаман. Один из немногих, переживших крах Третьей Орды. Товарищ Торин испытывал ко всем волшебникам неприязнь — спасибо долгому общению с Гэльфштейном, крепко засевшему у него в голове, — но знал, что кроме древнего эльфа никто из магов не представляет серьёзной опасности. Двое телохранителей Торина носили за пазухами Семена Бездны — после выхода войска из Торинграда главный гном предпочитал всегда находиться под куполом антимагии, так противный внутренний голос Гэльфштейна становился значительно тише. Так что, вполне возможно, после сегодняшней беседы шаманов в мире совсем не останется. Увы, индивидов с выдающими способностями власть крайне не любит. Магия слишком опасна и непонятна, её невозможно контролировать привычными методами, а значит, следует запретить.

— Категорически вас приветствую! — крикнул товарищ Торин, подходя к постаменту.

Из-за закрытого забрала его голос звучал глуховато и намного тише обычного, но Торин предпочёл остаться под надёжной защитой чудо-доспехов. Это в театральных представлениях герой всегда снимает шлем, чтобы произнести пафосный монолог, а в реальной жизни лишняя предосторожность не помешает. Наверняка у мятежников припасён какой-то неприятный сюрприз.

Стоящий справа от человека гном что-то буркнул своим товарищам, похоже, он узнал ставшие легендарными доспехи товарища Торина. Все трое переглянулись, роль лидера взял на себя человек:

— Хотел бы я ответить «здравия желаю», но это прозвучит не слишком правдоподобно, ведь так? — человечек вздохнул. — Меня зовут Афелис. Это Даскалос Балинович. Имя орка — Рок.

— Даскалос Балинович? Аристократишка, — скорее уточнил, чем спросил Торин. До Великой антиклановой революции к старейшинам и ближайшим родственникам глав кланов было принято обращаться по имени-отчеству. После победы лихнистов всех звали строго по имени, с обязательным добавлением слова «товарищ». — То есть бывший аристократик. Неудивительно, что такой гном оказался на севере. Туда вам всем, недобиткам, путь заказан.

На скулах Даскалоса Балиновича заиграли желваки, но седой гном молча снёс оскорбление.

— А ты, насколько я помню, — слегка повернул товарищ Торин голову к орку, — тот самый зеленокожий, который выдал маршрут хана Горрыка, плывшего обратно на материк с островов. Вот уж не думал не гадал, что ты до сих пор ещё жив! И после этого кто-то смеет обвинять нас, лихнистов, в жестокости?!

Орк тоже напрягся, но промолчал.

— Всё с вами ясно. По крайней мере, с вами двумя. Твоё имя, Афелис, мне ни о чём не говорит. Прошу, просвети же кровожадного правителя гномов, чем тебе-то не угодили лихнисты? Почему вы, люди, всегда такие неблагодарные?! Сколько ни спасай вас от гнёта Орды, вы лишь воротите нос, — товарищ Торин сурово нахмурился, но сообразил, что под шлемом его мимика всё равно никому не видна. — Отвечай!

Просьба, перетекающая в приказ — манера, свойственная всем власть имущим. Ведь у большинства их собеседников всегда есть только два варианта: согласиться на всё по-хорошему, либо же принудительно. Так зачем проводить ту самую грань между пожеланием и прямым повелением?

Афелис, явно не будучи дураком, не стал «просить» себя дважды:

— Потому что замена одного рабства другой его формой — не освобождение, но лишь замена старых кандалов на новые. Да, гномы действительно спасли нас от орков. Но не ради нас, несчастных людишек, а только в качестве побочного эффекта совсем иных целей. Вы хотели распространить свою идеологию на весь мир… Хотя нет, вы просто хотели править всем миром, ваша идеология — не более чем благовидный предлог, легитимирующий новый порядок. И к сожалению, этот порядок предоставляет ещё меньше свободы, чем прежние…

Товарищ Торин презрительно фыркнул, он никогда не понимал всю эту чушь про абстрактные свободы. Народу дали хлеба и зрелищ — то, что действительно нужно черни. Еда, жильё и грубые развлечения — это настоящие ценности, а не свобода сдохнуть больным или голодным на улице! Ох уж эти треклятые интеллектуалы, не способные оценить по достоинству простые, порою примитивные, но столь важные вещи.

— Ну-ну. То есть с орками вам жилось не сильно хуже, чем с лихнистами? Так ведь приятно убирать чужое дерьмо, обгладывать объедки, смотреть, как едят и насилуют ваших женщин. Главное — что не лезут со своими идеями в голову, не трогают ваш богатый внутренний мир! — продолжал язвить и гнуть своё Торин, понимая, что сравнение лихнистского режима с орочьим игом — самая удобная тактика. Выбери из долгой истории максимально чёрный период и тыкай носом оппонента в неприятные факты, игнорируя остальные.

Но Афелис был не из тех, кому легко запудрить мозги. Оно и понятно, в ином случае он не очутился бы в северных лагерях, и уж точно не возглавил бунт каторжников:

— Не стану тупо отрицать твои доводы, в споре о большем и меньшем зле победителем действительно выйдут лихнисты. Чужое дерьмо теперь убирается с энтузиазмом и песнями, объедки обгладывают не отдельные группы пленных, а все. Надо признать, ваш Маго Лихнун очень умело эксплуатировал чувство социальной несправедливости: ведь если уровень жизни низкий не только у тебя, но и у всех окружающих, то обиды возникают значительно реже. Насчёт женского пола я не уверен, но сдаётся мне, что ваши высокопоставленные товарищи нашими молоденькими девушками вовсе не брезгуют… Ах да, орки больше нас не едят, большое спасибо! Несомненно, это величайшее достижение, о котором мы все могли лишь мечтать! Нет, серьёзно, за освобождение от орков люди безмерно вам благодарны, — Афелис выдержал драматическую паузу. — Но ещё больше мы будем благодарны, если вы оставите нас в покое! Стройте своё идеальное общество со всеми желающими, а нежелающим позвольте самим выбирать, что им делать! Разве не этого требовал ваш идеолог: власть для народа, а не народ для власти? Разве не говорится в Манифесте лихнизма, что место под солнцем найдётся для всех? У вас достаточно ресурсов, чтобы обеспечить достойную жизнь всем лихнистам, но вы предпочитаете растрачивать силы на пропаганду, принуждение и, самое главное, на бесконечную показуху. Вы такие же, как все, кто были до вас. Единственное в чём вы по-настоящему преуспели — это сделали разрыв между чернью и власть имущими не столь явным. Всё! Технические достижения к вашей идеологии никакого отношения не имеют, это плоды интеллектуальной деятельности отдельных личностей, а не единственно правильного мировоззрения об устройстве общества.

Человечек наконец-то заткнулся, выдав поток бессвязного словесного бреда. Товарищ Торин не злился, он понимал, что у Афелиса в голове царит полный хаос. Ну кто в здравом уме скажет, что лихнизм — такая же профанация для обмана обывателей, как все прочие формы правления? Учение Маго Лихнуна верно, потому что… Потому что товарищу Торину так выгодно! Вот и всё.

— Ты, Афелис, конечно, не обижайся, но твоя наивность воистину запредельная! Лихнисты плохие, причём не просто плохие, а такие же плохие, как все предыдущие власть имущие! Потрясающе… Слушай, тебе ведь и правда кажется, что всё зло этого мира от власти? Мол, свергнем сейчас тиранию, и уж тогда заживём, да?

Торину не было нужды дожидаться ответа, поэтому стоило Афелису открыть рот, он сразу продолжил:

— Хорошо, давай немного пофантазируем. В самом деле, чем ещё заняться посреди гор из трупов? Вот представим, что вся власть действительно досталась народу, то есть каждый живёт так, как хочет. Представили? Красота, правда? Все счастливы, каким-то волшебным образом нашли друг с другом общий язык, повсюду изобилие еды, летают розовые единорожки... Не надо тратить уйму ресурсов на бюрократию, пахать из-под палки в поте лица на поле, мануфактуре или того хуже фабрике. Настоящая утопия!

— Торин, я…

— Товарищ Торин! — моментально поправил человечка кто-то из телохранителей, но Вождь дал верному воину знак не вмешиваться. Столь простодушного мятежника он сумеет заткнуть и без помощи посторонних:

— Увы, мой дорогой друг, в реальности всё будет выглядеть совсем по-другому. Ну вот прямо совсем-совсем! Лишившись связующей общество власти, народ сразу разобьётся на групки, начнётся грызня за ресурсы. Это только кажется, что мир огромен, на самом деле плодородных земель не так много, не говоря уже об ископаемых, которые всем так нужны. Да и земля сама по себе мало чего нам даёт, её требуется вспахивать, засеивать, обрабатывать, собирать урожай. За стадом тоже нужен уход. Охотниками все опять же не станут, а если и станут, то быстро истребят всякую живность. Ничто не даётся даром, мой друг, и на любые блага, особенно готовые к потреблению, всегда будет претендовать целая прорва желающих. Хорошо жить хотят все, а вот смогут немногие. Чем больше независимых групп, тем больше будет кровавых конфликтов из-за того, что у соседей есть что-то, чего вам не хватает. Этот исторический этап все расы уже проходили.

Товарищ Торин повернулся к столпившемся вокруг него воинам:

— Ребята, хотите вернуться в каменный век, самое свободное-пересвободное время? — задал он риторический вопрос, вызвав взрыв грубого хохота. — Я тоже не особенно жажду, как-то успел привыкнуть к удобствам цивилизации. Думаете, они с неба берутся? Кто-нибудь из вас представляет себе весь процесс изготовления хотя бы примитивной домашней утвари, не говоря уже о сложных механизмах, таких, например, как паровые машины? В следующий раз, когда окажетесь в необитаемых горах или глухом лесу, попробуйте сделать себе из природных ресурсов качественный нож. Покажете потом, что у вас получилось.

Торин обвёл рукой тронный зал:

— А города? Знаете, сколько невидимой работы требуется для поддержания в порядке даже небольшого провинциального городка? Возведите хотя бы в том же самом лесу самостоятельно домик, поживите в нём пару годиков. На севере вам точно эта затея не слишком понравится. А в городе куда более основательных домов сотни и тысячи, к тому же нужно построить и содержать не только здания, но дороги, колодцы, водостоки... Или, нафиг всё это, переезжаем в деревню дышать свежим воздухом?

Это предложение уже не казалось столь абсурдным, как прежнее, но восторга тоже не вызвало.

— Для обеспечения комфортной жизни расплодившегося за последние три тысячи лет населения планеты требуются сложные производственные цепочки, самоорганизация хорошо работает только в маленьких обществах, застолбивших за собой удачную территорию. Более того, я открою вам ещё одну тайну: в чем более массовом порядке вы производите что-то, тем дешевле получается конечный продукт. Создать всего один нож из стали выйдет чудовищно дорого. Выковать сотню, в пересчёте на каждое изделие, получится гораздо дешевле, а себестоимость при выплавке миллиона ножей окажется совсем крошечной. Но для организации производства такого масштаба нужны бюрократы, иначе вы просто запутаетесь и не сделаете вообще ничего. Учёт, друзья мои, чем сложнее процессы, тем важнее своевременный и точный учёт! Вы знали, что бухгалтерию придумали гномы?

Лихнисты с умными лицами закивали, словно на самом деле знали такие подробности, а не услышали только что от своего не в меру разговорившегося повелителя.

— Но вернёмся к тому, с чего начали: бесконечной грызни всех со всеми. Без сильного внешнего арбитра кровопролитие при конфликтах станет нормой даже в близком окружении каждого разумного существа. Чего далеко ходить за примером, вспомните, как до вторжения Третьей Орды, многочисленные человеческие королевства постоянно воевали друг с другом. А если бы не существовало корольков, то ещё и внутри государств резали б соотечественников почём зря. Теперь поднимаемся на межрасовый уровень: вы же понимаете, что какие-нибудь орки так вообще никогда ничего, окромя своих шалашей, не построят, а благ им хочется, как и всем? Я же говорю, неоднократно проходили всё это! — Торину захотелось сплюнуть, но снова помешал шлем. — Нравится это кому или нет, но монополия на насилие должна быть только у кого-то одного. Если каждый будет пытаться решать проблемы с помощью грубой силы, то убийствам не будет числа! Неспроста население всю историю постепенно объединялось во всё более крупные сообщества, будь то ханства, королевства, царства или империи — все устали от «свободы» непрестанно грызть глотки друг другу. Народ давно делегировал право на насилие власти. К сожалению, в большинстве случаев местечковая власть быстро начинала использовать это право в собственных интересах. Но даже это было лучше прежнего кровопролития по каждому поводу. Разного рода монархии надолго стали основной формой правления во всём мире. Пока не появился лихнизм…

Даже сквозь узкую прорезь в забрале Торин видел, с каким восхищением смотрят на него воины. Небось думают, что зря пропускали лекции по лихнизму мимо ушей, вот как оно всё оказывается непросто! А они-то считали право власть имущих наказывать кого вдумается само собой разумеющимся.

— И чего такого кардинально изменил твой лихнизм? — ехидно спросил человечек, на которого тирада товарища Торина не произвела должного впечатления.

Досадно, но ничего удивительного. Скудный ум не в состоянии оценить по достоинству оказанную ему великую честь.

— Лихнизм, — процедил Торин сквозь зубы, — монополизировал право на насилие уже на межрасовом уровне. А также, в свою очередь, ограничил право власть имущих на насилие над народом. Вернее, не столько ограничил, сколько более равномерно и справедливо распределил. Теперь ключевые решения принимает не один лишь абсолютный монарх, но Товарищество. Большая группа лучших представителей всех слоёв общества. Отныне нет прямого наследования и сумасбродства аристократии, никогда не знавшей бытовых трудностей. Все власть имущие выходят из народа и в народ же направлены их устремления. Перед законом все равны, основные ресурсы принадлежат не горстке жадных ублюдков, а всему обществу! Вот что изменил НАШ лихнизм. Он сделал мир гораздо более справедливым.

От продолжительной лекции на повышенных тонах у товарища Торина запершило в горле. Он был вынужден сделать в своих рассуждениях паузу, которой не преминул воспользоваться коварный мятежник:

— На словах всё выглядит просто чудесно. Мир во всём мире. Справедливость. За небольшим исключением, почти полное равенство. Настоящая утопия… Вот только в реальности всё выглядит совсем по-другому. Хана, короля, царя, императора заменил Вождь. Высокопоставленные товарищи превратились в новую аристократию, а все эти пафосные заявления про отсутствие наследования — не более чем сказки для обывателей. Важным лихнистам ничего не стоит протолкнуть своих бездарных отпрысков на все тёпленькие местечки у власти, и хотя дворцы и усадьбы принадлежат теперь не им, а государству, фактически все блага получают только те, кто находится у главной кормушки. Выбиться кому-то с низов сейчас не больно легче, чем раньше. А учитывая тотальную промывку мозгов и борьбу с инакомыслием, возможно, что у рядового гражданина стало ещё меньше шансов. Ты не можешь просто взять и начать свой проект или дело, всё должно быть согласованно сверху, и эти же верхи присвоят себе все заслуги.

Кто-то из телохранителей не сдержался:

— Ты просто ничего не добившийся неудачник! У нас всё по-честному!

Афелис демонстративно кивнул, соглашаясь:

— Спору нет, я тот ещё неудачник. Что, впрочем, не отменяет всех остальных претензий к лихнизму. Ты, Торин, — человечек не обратил внимания на угрожающие жесты разгневанных воинов, — всё время пытаешься свести все процессы к ложной дилемме: либо жёсткая властная вертикаль, либо анархия. Либо рабство у орков, либо служение лихнистам. Либо чёткая организация, либо полный бардак. Но я не анархист, не оркозащитник, не служитель некоего тайного культа хаоса. И я отказываюсь всё время делать выбор в пользу меньшего зла!

Товарищ Торин сумел унять першение в горле, но решил дать человечку возможность до конца дискредитировать себя наивными рассуждениями из разряда «мы за всё хорошее».

— У меня есть мечта… — продолжил Афелис. — Придёт время, когда в мире не останется больше правителей. Когда на смену властелинам придут управленцы — обычные наёмные работники, пускай и выполняющие важные организационные функции. Когда деятельность таких государственных служащих будет полностью прозрачна и контролируема. Контролируема народом, а не горсткой прикрывающихся законом бандитов! Когда жестоких или неэффективных управленцев можно будет легко заменить на других, когда нельзя будет удерживаться у власти силой и пропагандой. Когда общество будет формулировать цели и задачи управленцам, а не власть гребущие навязывать свою волю народу!

— У меня есть мечта, — обратился уже не к Торину, а к его воинам человек, — что граждане будут реально участвовать в управлении государством, а не бездумно выполнять приказы и принимать на веру всё, что говорит власть. Что каждый будет свободно ориентироваться в политических дебрях, ежедневно отслеживать все важные события в мире, а не отмахиваться, мол, мне-то что, пусть умные дяди наверху разбираются, им виднее. Что каждый взрослый гражданин станет заниматься этой дополнительной работой после работы, брать на себя ответственность за общее дело. По-настоящему общее дело, а не которое указывает всем безумный диктатор!

— У меня есть мечта, — никак не мог угомониться Афелис, — что уравниловка в нищете сменится равенством возможностей. Что образование будет давать всем гражданам ценные знания, а не навязывать слепое подчинение и полезные властям ценности. Что критерием получения всякой должности будут исключительно личные достоинства кандидата, а не заслуги его родителей, супруга, друзей или родственников. Что раса, пол или возраст будут иметь значение, но не будут непреодолимым препятствием. Что бедным станут помогать по моральным соображениям, а не принудительно содержать дармоедов.

— У меня есть мечта, — окончательно размечтался наивнейший человек, — что войны и все формы рабства навсегда останутся в прошлом, в поучительных сказках. Что понимание выгодности долгосрочного сотрудничества перевесит жажду лёгкой наживы. Что мотивирование рабочих станет выгоднее их принуждения. Что жизнь каждого гражданина превратится в увлекательную игру, а не в суровую ежедневную каторгу. Что мир станет по-настоящему дружелюбным, и всякий найдёт своё место.

Мечты наконец-то закончились. В тронном зале воцарилась напряжённая тишина. Слышно было, как поскрипывают доспехи переминающихся с ноги на ногу воинов. Как потрескивают стоящие на постаменте жаровни. Как посвистывает пар, вырываясь из механизмов, приводящих в действие чудо-доспехи товарища Торина.

Великолепная речь! Которая, конечно же, не произвела на предвзято настроенных лихнистов и товарища Торина ни малейшего впечатления.

— Звучит неплохо, но боюсь, твоё место у параши, Афелис, — подвёл итог рассуждениям мятежника Торин. — Ты, похоже, совершенно не слышишь того, что говорят тебе более умные товарищи, но при этом хочешь, чтобы твоим утопическим пожеланиям внимали все остальные. Поначалу сей детский лепет даже казался забавным, но сейчас стал меня раздражать. У меня есть мечта… — товарищ Торин поднял клевец, указывая на Афелиса. — Проверить, есть ли в этой головушке хоть какой-то намёк на мозги! Вас двоих, — кивнул он на Даскалоса Балиновича и Рока, — я допрошу позже и, пожалуй, в более приватной обстановке.

Товарищ Торин сделал шаг в направлении помоста, пристально вглядываясь в лица троих безумных мятежников. Не отважных, нет, он понял, что ошибался. Именно что безумных. Ведь говорить публично столь крамольные вещи, да ещё и в лицо Вождю было абсолютным безумием, не иначе. Стоящие позади него воины застыли, но их позы красноречиво говорили о готовности немедленно сорваться с места при малейшей угрозе жизни их повелителя. Товарищ Торин сомневался, что это потребуется.

— Только скажи напоследок, Афелис, — поднял Вождь голову, встретившись взглядом с худеньким человечком. — Ты на самом деле верил, что сможешь переубедить кого-то своими жалкими доводами?

Торин шагнул на первую ступеньку помоста.

— Нет, — спокойно ответил Афелис. — Я лишь тянул время, ожидая, когда в зале соберётся побольше народу.

Мраморная плитка под ногой товарища Торина треснула, нога провалилась во что-то мокрое, он взглянул вниз.

Вдоль всего возвышения, на котором тысячелетиями стоял трон правителей Хребта Великого Змия, пошла длинная трещина. Из неё сочилась маслянистая чёрная жидкость.

— Твою ж…

Полый многоступенчатый помост, мастерски декорированный под прежнюю деталь интерьера, лопнул, во все стороны хлынула нефть. Стоявшие на постаменте жаровни вместе с мятежниками плюхнулись в жидкость.

Товарищ Торин развернулся, но лишь затем, чтобы увидеть, как нефть быстро разливается по всему помещению, а на выходе из тронного зала образуется давка.

— Придурки, мы же все сгорим, задохнёмся! — в сердцах крикнул Торин.

— Вот именно, — проговорил поднявшийся после падения Афелис, с головы до ног перемазанный чёрной жидкостью. — Нефть горит хорошо.

Стоило человеку отчеканить последние слова, как огромная площадь зала воспламенилась. Повалил густой чёрный дым. Послышались вопли.

Чудо-доспехи товарища Торина без проблем выдерживали практически любые удары, но не были предназначены для защиты владельца от жара и пламени. Ноги, а затем и всё его тело пронзила страшная боль. Дышать стало нечем. Перед глазами всё потемнело — сначала от дыма, а потом... Потом эти самые глаза просто вытекли.

Вечная тьма опустила перед находившимися в тронном зале свой занавес. Всё, света больше не будет.

Уже никогда.