Свободный человек неизбежно лишён безопасности, мыслящий человек неизбежно лишён уверенности.
Эрих Фромм
— Стоять! Я сказал стоять и не двигаться, суки!
Полтора десятка голых гномов уже полдня стояли в крайне неудобной позе на небольших плоских валунах, на которых едва помещались их ступни. Глаза обвиняемых в пособничестве мародёрам были туго обмотаны повязками, препятствовавшими какому-либо зрительному контакту. Кисти рук крепко связаны за спиной.
Им не давали ни еды, ни питья, не разрешали даже слегка шевелиться. Пожилого гнома, попробовавшего размять одеревеневшую спину и шею, жестоко высекли. Молодому служке, вздумавшему почесать одну ногу другой, со всей силы ударили в пах, так что бедолага ещё полчаса корчился и бился в судорогах. Ещё двоих избили вообще без видимых причин. И снова заставили стоять словно статуи.
Чтобы пресечь возможность бунта, показательная пытка проходила на площади у Верхних ворот. Близость большого количества воинов, охранявших туннель, должна была гарантировать безопасность творимого зверства.
Отдыхавшие от смены наёмники развлекались, делая ставки, кто пошевелиться и получит плетью в следующий раз. Рвавшихся к своим истязаемым мужьям женщин грубо облапали, нескольких утащили в ближайший проулок, где и «утешили».
Во всеуслышание было объявлено, что покуда совершавшие налёты на склады разбойники не явятся сами или не будут выданы слугами, мучения несчастных продолжатся. Более того, каждый день в огромном котле будет заживо сварен один из заложников. А если мародёры попробуют ограбить хоть ещё один Дом, то будут жестоко убиты сразу все гномы и взяты новые пленники, причём уже не только из числа взрослых мужчин.
К вечеру законнорожденные стали готовить первый костёр.
* * *
Рвазар лежал посреди давно истёршегося рунического круга, смотря на закопчённый потолок. Его притягивало это место, запах побеждённого колдовства успокаивал. Он чувствовал, что пока находится здесь, чудовище внутри него дремлет.
Но также он знал, что за поместьем Кременькана неотрывно следят. Понимал, что приходить сюда небезопасно. И тем не менее вновь и вновь возвращался в проклятое место, ибо бездна внутри страшила больше, чем смерть.
Чтобы не подставлять Адрида и других гномов, выходя из поместья, он старался всячески запутать свой след, часами наяривая круги по Пещере ремёсел. Конечно, Рвазар легко мог устроить засаду и превратиться из жертвы в охотника, но он уже и так выяснил всё про своих оппонентов. Убить их сейчас, означало раньше времени привлечь внимание куда более грозной силы, поэтому он продолжал играть в коши мышки, попутно подбрасывая не шибко умным преследователям ложные улики о новой цели налёта.
К сожалению, дёргавший за ниточки законнорожденными Солкис решился на крайние меры. Близился час возмездия.
* * *
— Что, не нравится запах варёного мяса? Не нравится, а?! Конечно, куда приятнее запах украденной грибокартошки, запашок безнаказанности!
Солкис орал на собравшихся на казнь товарища слуг. Тех было не слишком много, два десятка, может быть три. В основном женщины, видимо, жёны заложников. Одна гномиха лежала на полу и рыдала. Две другие пытались утешить несчастную, чей муж лишь минуту назад прекратил истошно вопить и теперь мог распространять только вонь.
Законнорожденных, желающих поглядеть на чужие мучения, собралось куда больше. Пришёл даже Адрид, который в числе первых отозвал своих гномов с охраны туннелей и больше не имел права голоса.
— Теперь понимаете, какую глупость свершили, укусив руку хозяина? Вы украли не у своих повелителей, вы украли будущее и жизнь у себя! — Солкис выдержал паузу. — Но ещё не поздно исправиться! У вас есть возможность искупить свои преступления! Выдайте настоящих преступников, выдайте тех, кто совершал налёты, а самое главное, выдайте того, кто отдавал приказы творить злодеяния! Только так убережёте своих мужей, своих детей, родных, друзей и знакомых.
Тон речи снова сменился:
— Не надейтесь на снисхождение, страдания не закончатся, покуда все до единого разбойники не будут наказаны! Котлы превратят ваших мужчин в мясо, в вонючее мясо, вы поняли?! Хотите такую плату за грибокартошку? Готовы и дальше с аппетитом есть чужое добро?! Не встанет ком в горле?
Солкис спрыгнул с возвышения, подошёл к котлу с трупом.
— Возможно, этот несчастный и правда был невиновен. Кто знает, участвовал ли он в преступлениях, принимал ли подачки от разбойников, покрывал ли злодейства, иль был свят как младенец? Я знаю только, что пару минут назад он был жив, а теперь стал лишь мясом. Мясом, сраным мясом, вы понимаете?! — он резко понизил свой голос. — Не дайте другим повторить его путь.
* * *
Рвазар с ухмылкой оглядел четверых насторожившихся гномов. И это они называют охраной? Этому мясу хоть кто-то рассказывал, что стоять нужно на чуть согнутых ногах, если уж планируешь вступить в схватку?
— Ты кто…
Без замаха Рвазар лупанул согнутыми пальцами в кадык первому. Другой рукой швырнул песок в глаза стоявшего рядом.
Всё ещё на одеревеневших ногах, двое целых мужчин неуклюже замахнулись дубинками. Удар в колено заставил одного бедолагу прекратить строить из себя воина. Второго Рвазар играючи перебросил через бедро, используя инерцию слишком размашистого удара. Группироваться тот не умел, плашмя упав поясницей на пол, надолго выбыл из строя.
Очухавшийся от песка в глазах гном оказался не столь туп, как казалось вначале, и принял единственно верное решение — уносить ноги. В два прыжка Рвазар нагнал неповоротливую тушу, сбил с ног, ударил в затылок.
Связав бойцов, Рвазар приступил к куда более трудоёмкому делу. Ему предстояло в одиночку перетащить несколько центнеров грибокартошки со склада в укромное место и сделать это достаточно быстро.
Адрид был бледен как мел.
— Рвазар, ты рехнулся?! Ты в курсе, что произошло сегодня на площади у Верхних ворот? Гномов пытали неудобной позой весь день, а вечером заживо сварили несчастного бедолагу просто за то, что он показался особенно подозрительным! Как же, за целый день унижений не проявил слабость духа — преступник, ясное дело! Идейный борец, бла-бла-бла.
Гном в сердцах сплюнул на измазанный сажей пол. Зрелище казни настолько впечатлило главу Дома, что тот, забыв об осторожности, сам пришёл в логово Рвазара, как только узнал о новом налёте на склад.
— Ты понимаешь, что эти звери выполнят своё обещание? Что полтора десятка гномов будут жестоко убиты на глазах у их жён, которые станут новыми заложниками? Понимаешь, что ты натворил?! Зачем, зачем, ну зачем?!
Совесть. Осталась ли в его душе хоть малая частичка этой способности? Сохранил ли он честь, сострадание, разум? Рвазар не был уверен. Монстр внутри него спал, но пожирал те качества, что принято считать положительными.
Его печалила, но не заботила судьба гномов, которых он обрёк своим одиночным налётом на верную смерть. Они всё равно не жильцы. Мы все ходящие трупы, мясо, которое не понимает, что время его сочтено. Зачем драматизировать конец земного пути?
Пустота. Вся его сущность теперь лишь ничто. Рвазар чувствовал, что сам он лишён дара смерти. Нет, его ждёт не загробное существование, но абсолютное исчезновение из реальности. Не переход в иной мир, но стирание из истории бытия. Ничто. Чистое, незамутнённое ничего.
— Я понимаю, Адрид. Знаю, что натворил. К чему это всех нас приведёт. Но иного пути, к сожалению, нет. — Рвазар смотрел товарищу прямо в глаза. — Только доведя народ до отчаяния, можно заставить взяться за оружие всех.
Рвазар стоял в первом ряду, наблюдая за чудовищной казнью четырнадцати измученных гномов. Жестокость палачей просто зашкаливала. На площади раскинулся ад.
— Пей, мой хороший. Пей. Видишь, мы нежадные!
Литр за литром, в глотку гному насильно вливали воду. Периодические удары по животу вызывали у несчастного рвотный рефлекс, что позволяло растянуть пытку.
Трое гномов были подвешены крюками за рёбра, словно туши. Двоих варили в котле. Одного линчевали, отрезая кусочки плоти и демонстративно поджаривая те на костре. С нескольких гномов сдирали кожу, других четвертовали.
Не раз прибегавшего по долгу службы к «допросу с пристрастием» Рвазара изобретательность палачей нисколько не удивляла. Однако для непривычной к подобному зрелищу голытьбы то, безусловно, был шок.
— Безумие! Это безумие обрекать своих товарищей на столь жестокую смерть! Во имя чего они должны умирать в страшных муках?! Зачем вы вынудили нас идти на крайние меры?
Паршивый кукловод снова драл глотку, обвиняя бившихся в истерике женщин в преступлениях, которые вершились по его воле.
— Вас предупреждали! Вам дали возможность! Вас уговаривали! Но вы, вы! — от гнева Солкис чуть не подавился слюной, — вы повели себя как голодные звери! Ударили в спину воинам, что оберегают вас от фанатиков! Лишили опоры тех, кто даёт вам работу, кров, средства на жизнь! Вы толкаете всех к краю пропасти, но свалитесь в неё первыми!
Озверевший оратор выхватил жареный ломоть, который десятью минутами ранее отрезали от ещё живого гнома:
— Считаете нас жестокими? Нет, жестоко поступили именно вы! Посмотрите, что ВЫ сотворили с несчастными, попробуйте на вкус преступление! Это твой муж? Твой?! Тогда отведай его страдания, сука!
Солкис ткнул в лицо ближайшей женщине кусок мяса. Та задёргалась, отвернулась. Тогда он с силой попытался впихнуть его в рот несчастной, но гномиха вертела головой, крепко сжав зубы. Вконец обезумев от ярости, Солкис подскочил к другой женщине, третьей. Ему во что бы то ни стало нужно было впихнуть плоть пытаемого гнома кому-нибудь в рот.
Главный агитатор законнорожденных бросился к следующей жертве. Мутным взором посмотрел Рвазару в глаза:
— Жри-и-и!!!
Рвазар спокойно взял в рот, пережевал и проглотил кусок мяса. Для него это была вполне обычная трапеза.