Комфорт, привычка и привлекательность (в противоположность доказательствам и разумным обоснованиям) — вот главное, что заставляет большинство людей верить во что-то.
Ричард Скотт Бэккер
Ксерсия, Город Золотых Врат
Не успела кровь перестать литься из шеи, как на место отрубленной головы человек, представившийся Тафиром, водрузил нечто шарообразное с торчащими по кругу козлиными ножками. Стоявшее на коленях тело задёргалось в судорогах, а шарик с ножками сразу начал преобразовываться в нечто, напоминавшее обычную человеческую голову.
Копыта, а затем и остальная часть ног стали втягиваться в уплотняющийся с каждой секундой череп. Вскоре от восьми козлиных ног осталась лишь густая шерсть, оформившаяся в седеющие волосы и длинную бороду. Подвижная рожица на шаре оформилась в хитрое личико мужчины сорока — пятидесяти лет от роду. Место соединения тела с новой головой портил только едва заметный тоненький шрам. По сути, лишь окровавленная одежда выдавала произошедшую буквально за несколько минут чудесную трансформацию.
Или, вернее было бы сказать, не чудесную, а чудовищную. Ибо чудо объяснялось не небесной, а демонической сущностью.
Буер показал Рифату язык:
— Тафир? Ничего оригинальнее придумать не мог, человечек? Просто поменять порядок букв — слишком палевно! Давай выберем тебе менее очевидное имечко. Например, Андромалиус, Мархосиас, Хаагенти…
Аккуратно прячущий раздвоенный меч обратно в тайник человек покачал головой:
— От подобных имён издалека несёт владыками демонов. Нет уж, лучше останусь невзрачным Тафиром. Тебе бы, кстати, тоже не помешало придумать некую предысторию. Предыдущий хозяин этого тела, — Рифат указал пальцем в грудь Буера, — выдавал себя за торговца по имени Саид. Твоя рожа на его лицо никак не похожа, так что стоит выдумать новую личность.
Освоившийся с управлением нового тела Буер подобрал отсечённую мечом голову. Подняв её на вытянутой руке на уровень лица, уставился глаза в глаза трупу. Некоторое время он молчал, не моргая смотря на прежнего хозяина тела, словно пытался переиграть остекленевшие глаза мертвеца в гляделки.
— Убить или не убить, вот в чём вопрос, — риторически спросил у отрубленной головы Буер, после чего грубо отшвырнул её в сторону. — Ладно, назовусь Вачаганом, раз уж мне предстоит потешить публику своими остроумными замечаниями. Вачаган ведь значит оратор, ага?
Подобрав отброшенную Буером голову, Рифат спокойно отрезал у той уши, нос, щёки и иные мясные кусочки. Бросил их непонятно откуда взявшемуся в помещении полутораметровому удаву.
— Довольно редкое имя, но хотя бы человеческое, так что пойдёт. Помни, тебе нужно спровоцировать проповедника на агрессию, но не переступить черту, за которой тебя схватят прямо на площади. Я не могу таскаться с Ульфикаром по городу, не привлекая внимания всех и каждого. Нам надо заманить инквизицию светопоклонников в ловушку, а не попасться самим. Хорошо?
Буер-Вачаган, ничуть не стесняясь, снимал с себя окровавленную одежду, переодеваясь в заранее приготовленное для него Рифатом новое броское облачение.
— Говно вопрос! — бодро ответствовал демон в человечьем обличии. — О моём чёрном языке в Аду ходят легенды. Уж с обычным горе-проповедником как-нибудь справлюсь. Доведу, так сказать, вещающего о светлой фигне до адских проклятий в мой адрес. Используя для этого исключительно здравый смысл.
С невероятно важным видом Буер-Вачаган поднял указательный палец к потолку комнаты:
— Л — логика. Логика против иррационального религиозного фанатизма! Жаль, что тупая по большей части толпа всей прелести разоблачения не оценит. Но проповедник разозлится, а стражники будут хохотать — уж поверь.
Замаскировав свой тайник, Рифат молча кивнул. Благодаря спрятанным за поясом рогам, выпитый ранее алкоголь был для него столь же безобиден, как простая вода. Но пусть он и не был вдрызг пьяным, зато Рифат был уставший. Поэтому, приказав Буеру посторожить дом, он лёг спать.
Завтра предстоял трудный день.
Трудный и долгий, Рифат был в этом уверен.
* * *
— И возник в мире новый порядок. Души, что ранее устремлялись после смерти исключительно вниз, получили возможность очиститься. Пройти через мрак и адские муки, чтобы подняться в итоге на Небеса! Стать на время чистым светом, из которого возникло всё живое на свете, — проповедник подчеркнул интонацией последнее слово. — Ведь неспроста мир называют именно так. Свет. Всё, что нам дорого, невозможно без света. Всё оно и есть свет…
— Неправда! Темнота — друг молодёжи, в темноте не видно рожи! — вякнул кто-то из зрителей, вызвав пару смешков.
Жрец поморщился, но никак не стал комментировать расхожую поговорку:
— Свет даёт всему живому развитие, наполняет энергией, согревает. Указывает людям путь. Олицетворяет собой чистоту, знание, мудрость. Потому-то Творец Всемогущий и ниспослал нам спасение в виде одухотворённого света. Который впоследствии мы назвали Светом Небес!
Здесь явно должна была последовать театральная пауза, но в неё снова вклинился затесавшийся посреди толпы грубиян:
— Всемогущий Творец мог бы изначально создать мирок поприятнее. Тогда бы и спасать ничего не пришлось.
Проповедник махнул рукой, слово отгоняя от себя назойливое насекомое:
— Я говорил вчера: начальная суровость бытия была не ошибкой, а даром Создателя нашего! Чтобы души людей имели возможность стать равными Творцу, а не Его марионетками, лишёнными свободы воли. Но свобода означает ошибки, а за ошибками должно следовать наказание, иначе никакого развития не возникнет.
— Но потом-то Творец всё равно передумал. Значит, первоначальный план оказался несовершенным, а способности Бога к предвиденью весьма так себе.
Жрец наконец-то удостоил грубияна суровым взглядом. На лице проповедника отразилось явное удивление.
— Создатель Вселенной — всеведущ, но Он не жестокий, — к чести священнослужителя, тот быстро справился с замешательством. Видимо, подумал, что ему решили устроить проверку со стороны высшего жречества. — Это мы, люди, не сумели справиться с испытаниями, подведя Творца нашего, а Он лишь предоставил нам второй шанс!
— Всё равно получается, что Господь переоценил род людской, — продолжил спорить с проповедником одетый в ярко-красные шаровары и чёрный кафтан человек. — Следовательно, нельзя считать Его замысел совершенным. А тогда возникает вопрос и относительно совершенства Творца.
Проповедник топнул ногой по помосту. Пожалуй, это было чересчур для типичной проверки. Критиковать можно было строго оговорённые вещи, и верховное жречество никогда не стало бы публично сомневаться в безупречности Создателя.
Следовало реагировать жёстко:
— Ересь! Богохульство! Как смеешь ты, светоненавистник, сеять зло среди бела дня?!
Мужчина с длинной бородой, чем-то смутно напоминающей козлиную, ухмыльнулся:
— Но ты ведь сам говорил, что свобода — это возможность делать ошибки. Что ж, может статься, что я ошибаюсь. Тогда я попаду в Ад. Но где гарантия, что не ошибаешься ты? Как видишь, никакой свет не испепеляет меня «среди бела дня», — ехидно передразнил приметный человечек светопоклонника.
Жрец нахмурился пуще прежнего:
— Бывают ошибки из-за невежества и малодушия, а есть ошибки добровольные и сознательные. И ты сейчас совершаешь самую большую ошибку из всех возможных. Без всякой причины отрицаешь совершенство Создателя, да ещё и вводишь в заблуждение невинные души! Воистину нет греха более тяжкого!
Толпа немного отступила от спорящего со священнослужителем человека, словно боясь заразиться. Однако последний оставался абсолютно спокоен:
— Тогда отчего ты так переживаешь, папаша? Если я такое воплощение зла, то неизбежно попаду в Ад, а ты, наоборот, вознесёшься на свои Небеса. Тебе следует радоваться возможности испытать свою веру, не так ли?
Жрец фыркнул:
— Не за себя беспокоюсь, но за паству, что вводится в искушение твоим богохульством!
— Но у них тоже должна быть свобода ошибаться, ведь правильно? Или ты хочешь сказать, что любое сомнение теперь стало порочным?
Проповедник, не задумываясь, ответил то, что всегда слышал от старших товарищей в таких спорах:
— Не доверять можно земному, человеческому, но никак не божественному аспекту реальности. Мы можем не понимать всех Его замыслов и путей, но это свидетельствует только о нашем несовершенстве. А Бог на то и Бог, чтобы быть идеальным.
Аргумент был сильным с точки зрения веры, но открывал прорву возможностей для атаки на священнослужителей. Глубоко заблуждающийся, но явно натасканный в риторике мужчина не преминул сим воспользоваться:
— Ладно, тогда не будем подвергать сомнению божественный план, — мгновенно перестроил мужчина свою линию нападения. — Предположим, что Господь по определению не может ни в чём ошибаться. Отлично. Вот только с чего ты решил, что ты со своими братьями по вере имеешь хотя бы примерное представление о «божественном аспекте реальности»? Бог что, каждый день перед вами отчитывается? Согласует с вами свои грандиозные планы?
Светопоклонник не нашёлся с ответом, поэтому козлобородый продолжил:
— А ведь до перемещения людей из прежнего мира сюда, — заметь, это исходя из твоей же версии истории — наши предки тоже наверняка думали, что знают всю правду. Познали суть вещей, обрели истинную веру и всё в том же духе. Представь, какого было этим несчастным, когда вдруг возникает какой-то там светлый-пресветлый свет, заставляет их спуститься из пускай плохонького, но обжитого мирка на руины, где веками мучились в Аду души умерших. Даёт взамен некие абстрактные обещания благ после смерти, а потом такой: вы держитесь здесь, вам всего доброго, хорошего настроения и здоровья! Ну ясно же, очень добрый Господь и Его Посланник такой же добряк! Отличная у вас вера, последовательная и логичная, аж слов нет.
Публика нервно захихикала, тогда как лицо жреца покраснело. Перекосившимися от злости губами тот выдавил:
— Творец даровал нам спасение. Это дар, дар, а никак не ухудшение условий существования! Нет никакой непоследовательности, ты просто всё переворачиваешь с ног на голову, светоненавистник!
Мужчина, приковавший к себе всё внимание публики, спокойно пожал плечами:
— Я всего лишь пытаюсь взглянуть на ситуацию с разных точек зрения, а не слепо верить в одну-единственную правдивую правду. Неясно на каком основании ставшую вдруг божественной и, соответственно, непогрешимой, — козлобородый развёл руки в стороны и покачал головой, будто не понимая, откуда по отношению к нему столько ненависти. — Твоя картина мира полна противоречий, папаша, которые ты не замечаешь даже после того, как тебя ткнули в них носом. И никакой я не светоненавистник, я люблю погреть своё пузико на солнышке, когда не слишком печёт!
Наглый спорщик подмигнул взирающей на него испуганной девушке:
— Я вообще много чего люблю в жизни, однако не вижу причин обожествлять что попало. Ту же женскую красоту, например, — провокатор обвёл взглядом слушателей и снисходительно улыбнулся. — Свет есть свет, тьма есть тьма. Как без первого, так и без второго, жизнь быстро зачахнет. Поля Костей тому наглядное подтверждение. Света там слишком много, а потому всё превратилось в пустыню!
Поняв, что безнадёжно проигрывает дискуссию, причём по всем направлениям, проповедник начал звать стражу. Всё-таки одно дело, готовиться к «спору» с удобным противником, выставляя его идиотом, и совсем другое, внезапно оказаться в дураках самому. Настоящие дебаты требуют выдержки и совсем иной подготовки, чем спланированное актёрское представление.
Видимо, публика тоже была разочарована слабостью риторических навыков проповедника, потому что, когда стража добралась сквозь толпу до места, где стоял сорвавший проповедь провокатор, того и след простыл. Никто из слушателей не попытался задержать так называемого светоненавистника, играючи выведшего из себя якобы истово верующего. Что ж, мнимые противники взращивают мнимых правдорубов с мнимыми же приверженцами, совершенно неготовых к реальному отпору и действиям. Ничего не поделаешь.
Впрочем, один неприметный человек подсказал стражникам, где видел ранее коварного богохульника. Но поскольку место жительства последнего было далековато, а инцидент, по мнению сержанта, уже себя исчерпал, тот решил вместо преследования просто передать информацию куда следует.
Для таких дел у жрецов имелась специальная служба.
В отличие от кафедры актёров-проповедников, действительно хорошо подготовленная и имевшая довольно мрачную репутацию.
Свет светом, а любое несогласие, тем более публичное, следовало выжигать с корнем — золотое правило власти во все времена. Неважно, светская это власть или религиозная.
Добрым словом и калёным железом можно добиться большего, чем одним только добрым словом. Ещё одно правило, вытекающее прямо из предыдущего.
И верховные жрецы превосходно это самое правило знали.