По причине простого невежества каждая жертва видит в себе героя, и без всякого исключения смерть становится их просвещением, а проклятие — их наградой.
Ричард Скотт Бэккер
Ксерсия, сатрапия Зактрия
Лицо на бедре Рифата со спокойным видом вращало глазами, оценивая обстановку.
Надо сказать, что лицо было очень красивое. Настолько красивое, что даже сам факт наличия лица на совершенно неподобающем тому месте не вызывал у окруживших Рифата разбойников жути. Скорее, в их глазах читалось удивление, любопытство и… безмерное восхищение.
Такое лицо могло принадлежать только юному принцу — аристократические черты проявлялись во всём: от высокого лба до узкого подбородка. Тонкие губы и тонкий же прямой нос, будто нарисованные серебром брови, пронзительно яркие голубые глаза, бледная гладкая кожа, идеальная симметрия — нет, это точно не походило на образ типичного мужика. Прекрасный лик буквально гипнотизировал окружающих, боявшихся оторвать взгляд от чуда.
Лицо на бедре, словно нимбом, окутывало золотое сияние. Можно было подумать, что перед ними не демон, а высшая небесная сущность… Впрочем, давно известно, что зло любит притворяться добром.
Ведь, будучи добром, куда проще творить злодеяния.
Разбойники не сразу заметили, что их одежда начала тлеть. Они были слишком поглощены рассматриванием лика собственной смерти. И только когда запахло жареным в прямом смысле слова, они стали рыпаться, но было уже слишком поздно.
Зависшие над Рифатом раздвоенные мечи начали вибрировать: воля боевых жрецов столкнулось с телекинезом маркиза и графа Ронове. Памятуя о разговоре с владыкой причудливого замка в Аду, Рифат понимал, что надолго Ронове чудо-оружие вряд ли сдержит. Маркиз и граф предоставил ему изрядную фору, но не мог сделать за него всю работу.
А потому Рифат начал действовать. Он боднул лбом по носу ближайшего головореза, пнул коленом в пах ещё одного мужика. Связанные за спиной руки и спущенные до ступней шаровары сильно затрудняли манёвры, Рифат едва удержал равновесие.
— Подожги мой кафтан! — крикнул он лицу, стараясь не смотреть на собственное бедро.
— Будет больно, — отозвался маркиз и граф Ронове.
— А-а-а-а-а! — действительно завопил от боли Рифат.
Впрочем, человеку, прошедшему через Ад, огонь был уже не столь страшен. К тому же золотистое свечение вокруг лица на бедре, казалось, излучало прохладу. Да, остальное тело Рифата страдало, но дух приказывал телесной оболочке делать, что должно.
Подожжённые от кафтана верёвки на запястьях через несколько секунд лопнули, шаровары удалось окончательно скинуть. Сорвав с себя горящий кафтан, Рифат наконец-то стал действительно готов к битве.
Все вокруг были заняты: кто собственной горящей одеждой, кто волевой борьбой за чудо-оружие, кто любованием зрелища, одновременно пугающего и прекрасного. Огонь — на него, как известно, смотреть можно вечно.
Нечего было и думать о том, чтобы перехватить контроль за чужими раздвоенными мечами или искать в этом хаосе Ульфикар. Рифат выхватил у сбитого им ранее мужика короткий зазубренный меч, явно позаимствованный последним, в свою очередь, ещё у кого-то, после чего принялся не мудрствуя лукаво рубить всё, что попадало в его поле зрения.
Его глаза застилала ярость и адская боль — вся верхняя половина туловища была страшно обожжена, — но, похоже, его противникам огонь доставлял куда больше мучений. Большинство разбойников тупо валялись по земле, в тщетной попытке сбить колдовское пламя маркиза и графа. Рифат фактически не столько сражался, сколько их добивал.
Совсем рядом с его ухом мелькнули клинки — из-за перемещений Рифата раздвоенные мечи периодически выпадали из области зрения Ронове, и тогда воля жрецов преодолевала сопротивление телекинеза. Пора было переключаться с пешек на по-настоящему опасных противников.
Рифат наугад рванул туда, откуда, как ему казалось, исходил голос раздававшего команды жреца. К его счастью, направление оказалось выбрано правильно. На уступе в полусотне метров над ним застыл со сложенными в молитве руками слишком опрятный, по сравнению с прочими, человек.
Вот только, в отличие от Буера, Рифат не умел скакать по утёсам, словно горный козёл. Он ясно осознавал, что раздвоенный меч жреца доберётся до него раньше. Одежда боевого жреца даже не тлела — похоже, пирокинез Ронове не действовал на таком расстоянии.
Вдобавок боевого жреца, конечно же, охраняли. Два лучника, наконец-то очухавшихся от наваждения, выстрелили в Рифата, и вот для них расстояние было практически идеальным. С полусотни метров, да ещё и с высоты, было сложно не попасть в цель.
Они бы наверняка и попали, если бы телекинез маркиза и графа Ронове не остановил их буквально в ладони от тела Рифата.
— Разверни их! — приказал человек лику демона. — А теперь используй против ублюдка.
Не было нужды уточнять, к кому именно из троицы на уступе относился сей грубый эпитет. Две застывшие в воздухе стрелы взмыли высоко в небо. А затем рухнули, разгоняясь за счёт силы притяжения грешной земли.
Вскинув руки, боевой жрец рухнул замертво. Впрочем, Рифату было не до разглядывания приятного зрелища, он даже не понял, из-за чего именно умер жрец. Поразила ли одна из стрел сердце или иной жизненно важный орган — как знать. Зато зашедший за спину Рифату раздвоенный меч убитого уже почти отсёк своей цели голову, лишившись управления в самый последний момент. Рухнувшие на землю клинки сильно порезали и без того израненному ожогами человеку лопатку.
К счастью, лучники, ставшие свидетелями того, как их собственные стрелы убили вожака отряда, повторять эксперименты со стрельбой по Рифату не стали. Развернувшись, они стали карабкаться выше по склону с явным желанием смыться. Правильное решение. Тем паче, что уже плохо соображающему от ранений человеку было сейчас не до них. Со вторым бы жрецом хоть как-то управиться…
И вновь ему повезло. Жрец, названный ранее Шаяном, оказался на порядок слабее коллеги. Маркиз и граф Ронове удерживал его чудо-меч прямо пред собой с куда большим успехом. Но Шаян и стоял значительно дальше, далеко не факт, что лицу на бедре удастся столь же легко удерживать чужое оружие достаточно долго.
Не обращая внимания на доносящиеся отовсюду стоны и противную вонь других поджаренных тел, Рифат двинулся навстречу врагу, надеясь одолеть его сходным образом. Дрожащий в воздухе меч перед ним сопровождал каждый его мучительный шаг.
Действие адреналина заканчивалось. А вместе с ним из тела Рифата быстро уходили силы, а из разума воля. Болевой порог человеческого тела имеет пределы. И Рифату вот-вот полагалось рухнуть, провалившись в спасительное забытьё.
— И это вся твоя месть? — язвительно спросило лицо на бедре, по всей видимости, тоже начинавшее терять силы.
Что ж, маркизу и графу Ронове и так удалось совершить практически невозможное.
На Буера можно было не рассчитывать, а значит, единственной надеждой оставался…
Закатывающимися глазами Рифат увидел, как полутораметровый удав оплетает ноги, затем тело и наконец шею Шаяна. Кусает и душит мерзавца, невзирая на пытавшихся оторвать его от жреца лучников. Ронове удалось полностью взять под контроль зависший перед Рифатом раздвоенный меч.
— Взгляните на лик своей смерти! — крикнуло лицо телохранителям.
Управляемое телекинезом чудо-оружие угрожающе двинулось к копошащейся группе. Помощникам жреца сразу стало не до душившего их начальника змея. Собственные жизни показались им гораздо дороже.
Едва ли вихляющий, словно пьяница, меч реально мог быстро преодолеть разделявшее Рифата и второго жреца расстояние, но, после всего увиденного, одной лишь угрозы оказалось достаточно.
Когда не тебя смотрит лик смерти, не до трезвых рассуждений и уж точно не до проявлений какой-то там мужественности.
Телохранители бросили своего клиента на растерзание змею. Удав беспрепятственно завершил своё дело.
Рифат блаженно повалился на землю. Сил ни у кого больше не было.
* * *
Очнулся он там же, где потерял сознание. В отличие от Ада, никакого чуда не произошло: тело по-прежнему страшно болело, хотелось взять и содрать с себя кожу.
Рифат застонал, ничуть того не стесняясь. Хорошо строить из себя сурового мужика, когда ничего не болит, и угроз не предвидится. Когда же всё плохо и кажется безнадёжным, то ещё не так завоешь.
Иногда стоны и вопли — это всё, что остаётся. Либо ты хнычешь, либо тебе просто конец.
— Потерпи, человечек, — прошипела змея ему на ухо.
Помятый удав тоже выглядел не лучшим образом, было видно, что в нескольких местах по нему резанули кинжалом. Лицо на бедре Рифата, казалось, дремало.
— С-с-с-скоро к нам прибудет подмога. Козлоногий призвал бес-с-с-сов.
Морщась и кряхтя от боли, Рифат приподнялся на локти, чтобы хоть немножечко оглядеться. Даже такое простое действие далось ему чудовищно тяжело.
— Буер! — позвал Рифат демона. — Где тебя черти носили? Почему ты раньше не сменил свой облик на истинный?
По полю сражения каталась знакомая голова на восьми ногах козла. Буер внимательно осматривал и принюхивался к разбросанным повсюду телам. Облизывал некоторых, а одного человека на глазах Рифата добил, прыгнув тому на голову и проломив своими копытами череп.
— Перевоплощение требует времени, — едва взглянув на него, ответило козлоногое существо. — Я как раз собирался присоединиться к веселью, но вы уже и так справились.
— З-з-з-звиздит! — негодующие зашипела змеюка. — Призвал на помощь с-с-слуг и притворялся отрубленной башкой! Он перевоплотился, только когда всё закончилось.
Буер «отбраковал» очередной труп:
— И этот сильно изуродован, тьфу! Пойду жрецов осмотрю.
Голова на козлиных ножках преспокойно покатилась вверх по чуть ли не вертикально расположенной плоскости.
— Буер, — Рифата всё больше раздражало постоянное увиливание демона от важных вопросов, — почему ты не участвовал в битве? Те двое бедолаг в самом начале заварухи не считаются.
Тело старшего жреца тоже Буера не устроило:
— Да что б вас! И этот никуда не годится, — Буер спустился с утёса и покатился мимо Рифата и змеи Астарота по направлению ко второму светопоклоннику. — Все тела мне испортили!
— Буер… — не отставал Рифат от владыки демонов. — Ты сам составил тот договор.
Губернатор Ада показал ему и удаву язык:
— И я бы так или иначе свои обязательства выполнил! Возможно, не своими руками, но зато и не рискуя так, как это сделала ваша троица. Сюда уже спешат бесы со всех окрестностей — одержимые заставили бы светопоклонников пожалеть о своей подлой «победе». Здесь, в Зактрии, за жрецов вряд ли кто-нибудь заступился бы, так что те были обречены.
— Местные разбойники, однако, со светопоклонниками охотно сотрудничали, — скептически заметил Рифат.
Буер достиг подножия утёса на противоположной стороне дороги и вновь покатился по наклонной плоскости вверх.
— Дурачков хватает всегда и везде, — словесно отмахнулась от замечания Рифата козлоногая голова. — В любом случае один одержимый стоит десятка непрофессиональных бойцов. Я бы освободил тебя, сохранив в целости твою шкуру. А не устраивал тут Пекло, как некоторые!
Лицо на бедре Рифата никак не отреагировало на выпад сородича. Похоже, маркиз и граф Ронове действительно пребывал в состоянии некого сна.
— Хм, пожалуй, это тело подходит. Шаян, так ведь его звали? Впрочем, какая разница, Астарот снова урвал душу себе. Эй, змеюка, не жирно тебе?
Удав хитро прищурился, но ничего не ответил.
— Так, надо как-то отрубить ему голову. Эй, меч, — обратился Буер к раздвоенному мечу Шаяна. — Дуй ко мне! Или как там надо? Светлый Свет, сокрушивший адский Ад! Пришло какое-то царствие, вершится воля вольная в пласте бытия сём. Дай нам сил на сей день и не прощай грехов наших, как мы не прощаем грехов врагам нашим! Избавь…
Раздвоенный меч, напугавший последних людей из жреческой экспедиции, был воткнут в склон утёса метрах в двадцати ниже трупа жреца. Видимо, оружие упало туда после потери Рифатом сознания. Конечно, зачарованные клинки не могли отреагировать на откровенное издевательство над боевой молитвой. Тем не менее Рифат готов был поклясться, что чудо-оружие слегка завибрировало, отзываясь на слова Буера.
Или похабщина Буера была ни при чём?
— Ибо есть и возмездие, и сила, и беспощадность вовеки! Убий! Точнее, оторви башку убитому типу!
Похоже, изгалявшийся демон не замечал, как раздвоенный меч вибрировал с каждой секундой всё сильней и сильней. Лишь когда тот резко вырвался из земли и, вихляя из стороны в сторону, полетел к призывающему его демону, Буер осёкся.
— Э-э-э? Да прославится имя Твоё? — непонятно кого спросил Буер.
Раздвоенный меч рубанул по воздуху буквально в нескольких сантиметрах от слишком много болтающей головы. Демон шустро отскочил в сторону.
— А-а-а! Рифат, что мне делать! — чудо-оружие сделало ещё несколько красноречивых выпадов.
Но Рифат уже понял, в чём дело. Лицо на его бедре снова открыло глаза и зловеще улыбалось.
— Ого, ты вспомнил, что у меня есть имя? Я больше не человечек?
— Ай-яй-яй! Свети ярче тысячи солнц до конца времени, только отстань! — продолжал удирать Буер от оружия, которым намеревался повелевать.
Рифат хрипло засмеялся — наконец-то им удалось проучить задиристого демона. Жаль, что шутка была слишком опасной.
— Ладно, отруби голову жрецу и заканчивай с этим, — сказал он маркизу и графу.
Меч перестал преследовать демона, полетев назад к трупу.
— Надо быть осторожнее со своими словами и желаниями, губернатор Буер, — спокойным голосом сказал Ронове. — Иначе они могут обернуться против тебя.
Раздвоенный меч аккуратно отсёк голову свесившемуся с обрыва жрецу.
— Используй это тело, но помни: смерть всегда рядом. Владыка ты демонов или простой человек, но раньше или позже всякому придётся посмотреть в глаза своей смерти. Представляй её лик каждый раз перед тем, как ляпнуть новую глупость, — и уже совсем тихо лицо на бедре Рифата добавило: — Ничто так не отрезвляет, как её лик. Ни одна сила в мире…
Рифат молча смотрел, как Буер осторожно возвращается к трупу жреца. Лишь убедившись, что раздвоенный меч снова опустился на землю, демон водрузил свою голову на чужое тело. Началась трансформация.
Чувствуя невыносимую боль от ожогов, Рифат сейчас отчаянно завидовал Буеру. Вот бы и ему так же легко менять свои телесные оболочки. Сколько мучений бы удалось избежать…
Увы, для человека такое было возможно лишь после смерти. Из-за страшных ожогов её лик в настоящий момент казался Рифату прекрасным.
Лик смерти. Ужас и одновременно надежда на возрождение.
Как жаль, что возрождается не сознание, а некая абстрактная сущность. Иначе Рифат не отказался бы сейчас умереть.
Боль, боль, боль. Увы, именно она является противоположностью смерти.
Если хочешь жить, то терпи.