Господство добродетели может быть достигнуто только с помощью тех же средств, которыми вообще достигают господства, и, во всяком случае, не посредством добродетели.
Фридрих Ницше
Ксерсия, сатрапия Зактрия
В деревню Рифат вернулся только на следующий день. Изрядно замёрзшим, но зато сразу с двумя горными индейками в левой руке. С такой добычей можно будет устроить настоящее пиршество.
Впрочем, настроение у Рифата было вовсе не праздничным. Скорее, оно было траурным. Ибо отметить предстояло не появление, а конец жизни.
На окраине деревушки он застал тренирующегося с раздвоенным мечом Буера. Вне всяких сомнений, ритуал удался.
— О, вот и ты, человечек! Смотри, что я умею теперь!
Усилием воли Буер отправил чудо-меч рубить ветки невысокого деревца. Судя по другим изуродованным растениям, это была уже далеко не первая мишень для отработки ударов.
Раздвоенный меч под управлением демона двигался несколько дёргано и заметно медленнее, чем у Рифата или опытных боевых жрецов, но тем не менее оружие выполняло все приказания демона. Рифату даже сперва показалось, что чудо-меч делает это без какой-либо молитвы со стороны Буера, однако, присмотревшись внимательнее, он понял, что ошибался. Буер что-то тихо шептал себе под нос, но разобрать в этом бормотании нечто осмысленное было сложно.
Похоже, маркиз и граф Ронове оказался целиком и полностью прав. Оружие отзывалось на волю существа, принёсшего ему жертву, а жрец это или демон было не столь уж и важно.
Кровь, всё как всегда упиралось лишь в пролитую кровь. Хотя, а чего ещё можно было ожидать от Руин Ада? Волшебной силы любви?
Сила всегда опирается на жестокость. Кто готов пойти на любые жертвы, тот всё и получает. Кто сомневается и переживает о ближних, тот, как правило, и проигрывает.
Бери и круши, подчиняй и командуй, используй хитрость и лги, иначе будешь использован — третьего не дано. Сказки о победе добра — это всего лишь сказки для бедных. Если добрые поступки и приносят пользу дающему, то скорее в качестве исключения. Рассчитывать на человеческую благодарность в реальности не приходится.
— Что с Нилуфар и Ноорулайн? — спросил Рифат демона.
Буер пропустил вопрос мимо ушей. Гораздо больше демона интересовал его новый меч.
— Пока так себе получается, да? — не отрывая взгляда от чудо-оружия, буркнул Буер. — Ничего, ничего. Недельку-другую потренируюсь, и можно будет начать с тобой спарринги. Посмотрим тогда, кто кого! Чья молитва сильнее, хе-хе.
Демон плотоядно облизнулся:
— Твой Ульфикар против моего Хамадана! Вот только не надо смотреть на меня таким осуждающим взглядом. Да, я тоже решил дать мечу имя, чем я хуже тебя, человечек?
В этом вся суть демонов. К Рифату по имени губернатор Буер не обращался почти никогда, зато имя его меча знал отлично. Что ж, глупо обижаться на адское создание за то, что оно такое, как есть.
Впрочем, Рифат буравил Буера взглядом по совсем другой причине, нежели отсутствие такта.
— Женщины, Буер. Твои «жёны», что с ними?
На лице демон явственно читалось разочарование:
— Кто о чём, а человечек о своём! Откуда мне знать? Сидят, рыдают в доме, наверное, — увидев, что Рифат направился к их жилищу, демон добавил: — Какая теперь, в конце концов, разница? Они свою задачу выполнили, больше они не нужны.
И уже совсем вдогонку уходящему Рифату демон выдвинул своё предложение:
— Давай отдадим их на потеху бесам, что скажешь? Ребята столь долго терпели, пускай теперь поиграются.
Рифат ничего не ответил.
И даже не стал оборачиваться.
Сбывались его давние опасения.
* * *
У входа в жилище его встретил аватар Астарота.
Полутораметровый удав свесился с крыши перекошенного домика прямо над входной дверью, явно желая поговорить прежде, чем Рифат войдёт внутрь.
— Находиться рядом с губернатором Буером нынче небезопас-с-с-сно, — прошипела змеюка. — Козломордрый с-с-слишком увлечён с-с-своей новой игрушкой.
Рифат попытался отодвинуть свисающего над дверным проходом удава, не желая обсуждать сейчас Буера. Его волновало совершенно иная проблема.
Аватар Астарота, однако, извернулся, не давая себя отстранить.
— Они всё равно умрут, человечек, — немигающие глаза смотрели прямо на Рифата. — Такова их с-с-судьба. Не взваливай на себя ношу ответственности за чужие с-с-страдания. С-с-с-сопереживание — это с-с-слабость.
Рифат не стал спорить. Он был согласен с утверждением демона.
Но тем не менее он чувствовал, что так или иначе должен завершить это дело.
Не ради двух женщин — они не значили для него ничего, — но ради собственного внутреннего спокойствия. Если он сделает всё возможное, то ему будет легче об этом забыть.
— Я и не взваливаю на себя ношу, герцог. Напротив, я хочу с себя ношу снять. Превратить женщин из объекта злодеяния в непреднамеренных жертв. Так оправдать себя будет проще.
Уголки пасти змеи заметно приподнялись, расплываясь в своеобразной улыбке:
— Вот такой подход я люблю. С-с-своя выгода прежде всего! Всё ради с-с-себя!
Здесь тоже было спорить особенно не о чем. Если ставить в приоритет интересы ближних, то гарантировано ничего в жизни никогда не достигнешь. Тебя просто используют и выкинут за ненадобностью. На человеческую благодарность может рассчитывать только конченный идиот.
Удав вновь изогнулся, на сей раз не преграждая, а освобождая проход:
— Тогда с-с-сделай, что должно! Покончи с этим, чтобы двигаться дальше! Для победы в главном с-с-сражении тебя ничто не должно отвлекать.
Рифат молча кивнул и вошёл внутрь дома. Ему с самого начала без всяких предсказаний было ясно, что лишь целеустремлённость может привести к победе над светопоклонниками. А любые сомнения означают для него смерть.
Поэтому этой ночью он принял решение. Окончательное решение касательно судьбы двух женщин, потерявших для Буера всякую надобность. Осталось только хладнокровно воплотить это решение в жизнь.
Едва увидев его, Ноорулайн разразилась рыданиями.
Родившая накануне девушка была всё ещё сильно ослаблена, а потому лила слёзы, не вставая с лавки у печки. Её по-прежнему брюхатая мать, в отличие от дочери, встрепенулась, но ярость в глазах вдовы быстро сменилась бессильной злобой.
— Убийца! — прошипела она почти так же, как шипел удав Астарота. — Убийца младенцев!
Рифат покачал головой:
— Всего лишь соучастник убийства. При самом акте кровопускания я не присутствовал.
Казалось, что Нилуфар вот-вот бросится на него. Она бы, вероятно, и бросилась, если бы не отягощавший её огромный живот. Ей оставалось только шипеть и бросать Рифату в лицо обвинения:
— Помогать злу вершиться и творить зло своими руками — это одно и то же, мерзавец! Никакой ты не мститель, ты просто бездушный палач!
Рифат снова не согласился:
— Неправда. Я точно знаю, что у меня есть душа. Ибо она прошла через Ад…
Он знал, что женщина неспособна понять, что это значит. Да что там деревенская женщина, никто неспособен в полной мере представить, что происходит с душой после смерти. Нижний Ад, хотя и похож на Руины, но всё же, чем глубже, тем сильнее от них отличается.
Побудьте пару часиков собственной тенью, тогда какое-то понимание, может быть, и придёт.
Нилуфар плюнула на него, попав в штаны как раз туда, где скрывалось лицо Ронове. На секунду Рифату даже стало интересно, слышит ли маркиз и граф разговор или, как обычно, пребывает до поры до времени в полудрёме.
На сам плевок Рифат не обратил никакого внимания. Всё равно его шаровары были столь грязными, что их невозможно было ещё больше испачкать.
— Буер собирается отдать вас на растерзание одержимым, — будничным тоном сообщил он двум женщинам. — Мне такое решение крайне не нравится, но я ничего не могу с этим сделать.
Рифат уже неоднократно думал о возможном решении ситуации. Да, чисто теоретически он мог бы на время взять под свою опеку двух женщин, но понимал, что из деревни одержимых тем всё равно не уйти. Он же, напротив, совсем скоро покинет этот затерянный в горах Ад.
Самостоятельно через сеть пещер женщинам наружу не выбраться, а без приказа Буера одержимые точно не будут их выводить, чтобы выпустить на свободу. Да и в случае прямого приказа владыки демонов могли возникнуть проблемы: даже если бы женщинам при похищении предусмотрительно завязали глаза, чтобы те потеряли все ориентиры, то сам факт существования деревни бесов мог стать известен жителям Зактрии. И никакие клятвы не могли служить хоть какой-то гарантией их молчания. Увы, дорога в деревню одержимых была путём в один конец. По крайней мере, для существ, сохраняющих хотя бы толику человечности.
Поэтому пришла пора и Рифату отбросить эту последнюю частичку, делающую его человеком. Оставить всё светлое и доброе позади, чтобы двигаться дальше.
— Всё, что я могу предложить — это быстрая смерть от моего меча Ульфикара. Обещаю, вы ничего не почувствуете. Ваши головы просто отделятся от тел, и вы отправитесь в… — он хотел сказать в Ад, но в последний момент решил слегка обмануть наивных созданий. — Всего один стремительный удар, и вы отправитесь на тот свет. Будут ли это Небеса или Ад, в вашем случае я не знаю.
Ноорулайн расплакалась пуще прежнего, но Рифат почти не обращал внимания на юную девушку. Он знал, что решение будет зависеть от её матери.
Та молчала, но по её лицу было видно, что вдова всерьёз восприняла его предложение. Оставалось лишь чуть-чуть подождать.
— Можете подумать до вечера. Я даже сделаю для вас прощальный ужин из двух горных индеек. Получите хоть какое-то удовольствие под конец.
С этими словами он развернулся и вышел из домика. Пусть всё обсудят.
И примут единственное возможное решение.
Ну, или не примут, но тогда его совесть уж точно будет чиста.
Он предложил им всё, что было в его скромных силах. Вот если бы Рифат имел больше власти…
Тогда, конечно же, всё обстояло совершенно иначе, и простые люди из-за демонов или чего-то ещё не страдали. Мир стал бы гораздо более справедливым. Ведь это так просто, дать всем людям возможность счастливо прожить свою жизнь! Если бы только Рифат имел больше силы и власти…
К сожалению, пока он мог лишь общипывать двух индеек, готовя свой финальный дар женщинам, бок о бок с которыми провёл девять месяцев.
Нет, всё-таки он так до конца и не избавился от своей человечности. Ведь милосердие, которое он предлагал, было качеством, присущим исключительно людям.
Пускай это милосердие и заключалось в двух быстрых ударах, отделяющих жизнь от посмертия.
Ударов, которые Рифат, конечно же, нанёс этим вечером.
Он всё ещё оставался человеком.
Пускай и почти не чувствовал угрызения совести.
Вот только по непонятным причинам бесы и демоны теперь стали принимать его за своего.